выпытал, откуда и куда плывет яхта, и, узнав, что в Сидней, весьма этим заинтересовался. Дал понять, что если капитану нужен экипаж, то он охотно сменит баранку на руль. Капитан, т. е. я, объяснил, что экипажа не ищет и плавает в одиночку. Интерес любителя морских путешествий сильно возрос: доверительно сообщил, что он недавно расстался с законной супругой, свободен и готов к любым услугам. Может немедленно продать все свое имущество, т. е. такси, и вручить мне деньги, если я, разумеется, приму вместе с ними и его особу. Заверил также, что если мне не подойдет его общество, то в Сиднее он беспрекословно покинет яхту. Правда, не уточнил, с деньгами или нет.

Позднее мне разъяснили истинную причину вспыхнувшей страсти моего нового поклонника. Австралия резко ограничила прилив чужой рабочей силы, и таксист сообразил, что на яхте попадет в Сидней легче, чем легальным путем. А я уж было подумала, что его привлекло морское путешествие в моем обществе.

Я купила еще продукты и фрукты и стала прощаться с новыми и старыми знакомыми. Все тоже немного спешили: ноябрь был здесь последним месяцем без ураганов, встречаться с которыми никому не хотелось. Я внимательно изучила все пособия, имевшиеся на яхте, которые касались этого грозного метеорологического явления и сопровождающих его признаков. Мне казалось, что я теперь все знаю о нем и сумею загодя распознать его приход, чтобы убежать от него, если повезет…

Наступило 7 ноября. Впереди у меня было не менее трех недель, теоретически свободных от погодных сюрпризов. Я вырвала якорь и направилась к выходу.

За кормой остались забавные красные створы и гора Рама, похожая на большой палец. Я вошла в пролив Кандаву. По спокойному морю плылось быстро, к вечеру ветер, дувший с юго-востока, оживился. Вскоре словно скорый поезд, меня обошла австралийская «Анаконда», покинувшая Суву намного позже «Мазурки», — была в два раза больше. Это была моя единственная встреча с яхтой в открытом море за все два года плавания. В полночь миновала мыс Уошингтон. Мне хотелось как можно скорее покинуть фиджийский бассейн и выбраться из зоны приближающихся ураганов.

До выхода в Тасманово море я внимательно следила за давлением, формой туч, направлением ветра и волнением. При каждом отклонении ветра на северо-восток и падении давления у меня начинали бегать по спине мурашки. Я почему-то вбила себе в голову, что попаду — таково счастье пилота Пиркса — в неучтенный статистикой ураган. И старалась обеспечить себе местечко хотя бы для пассивного дрейфа. Поэтому спускалась к югу, хотя ветер просто умолял плыть в сторону Новой Каледонии.

С разгаром весны пассат ослабел и стал нервным. Иногда полный штиль длился целый день и сменялся ночным шквалом. После 23° южной широты стало наоборот: днем я медленно продвигалась вперед, а ночью дрейфовала на остатках экваториального течения. Так достигла через неделю 25° южной широты. Отсюда, согласно данным Британского адмиралтейства, парусные суда начинают двигаться в сторону австралийских берегов. К сожалению, адмиралтейство не заказало, во всяком случае для меня, подходящего ветра.

15 ноября восточный пассат начал подозрительно сворачивать на север. Все небо заволокли тучи, моросил дождь. Стало холодно, особенно ночью. Я внимательно следила, не идет ли с северо-востока волна, но пока было спокойно. Я делала по несколько линий положения в сутки, караулила солнце и звезды. Использовала любую возможность для определения местоположения, чтобы, по крайней мере, точно знать, где нахожусь перед лицом циклонных опасностей.

На третий день ветер стал крепнуть и повернул на запад. На этот раз об урагане можно не думать, однако и на плавание под большими парусами тоже нельзя рассчитывать. Ветер переметнулся на юго-запад, немилосердно расштормилось. Волны выросли. Небольшие прояснения, во время которых по небу мчались белые облака, чередовавшиеся с низкими, черными и сочащимися дождем завалами. Назавтра все успокоилось, ветер ослаб, немного покрутился и снова повернул на юго-восток. Я получила первое наглядное представление о перемещении воздушных масс в южном полушарии.

Занятая теоретической и практической метеорологией, я почти забыла об отсутствии связи с внешним миром. Несколько раз слышала Гдыню-Радио и польские суда, но соединиться ни с кем не удалось. Лишь 18 ноября впервые смогла сообщить о себе «Либре», а на следующий день вышла на связь с «Юзефом Выбицким». Теперь, вероятно, до самого Сиднея у меня будут в эфире собеседники.

Очередной заход ветра вокруг розы ветров был более быстрым и интенсивным. Дойдя до юго- западного направления, он подул со скоростью 30 узлов, на остальных направлениях был слабеньким. Очевидно, на этом этапе пути следует ожидать мизерных попутных ветров и солидных встречных. Лишь в Тасмановом море штили и штормы лоция прогнозировала поровну и справедливо, т. е. со всех сторон.

Воскресное утро 21 ноября было очень спокойным. Яхта зарывалась носом на гладкой мертвой зыби, я решила помочь ей двигателем и заодно подзарядить аккумуляторные батареи перед сеансом связи с «Юзефом Выбицким». Двигатель постучал с часик, и вдруг загорелась контрольная лампочка генератора. Осмотр ничего не выявил, и мне стало ясно, что вышел из строя второй и последний источник электроэнергии. Я сделала быстрый подсчет: если не пользоваться радиотелефоном и питать только навигационные приборы, то емкости аккумуляторных батарей, при условии, что не произойдет нигде замыкания, должно хватить на две недели. Огонь на топе выключу — 25-ваттная лампа пожирает много энергии — и перейду на керосиновое освещение. К счастью, этого топлива у меня хватит на год. Жаль, что нет коптилки для каюты, но я вижу в темноте, как кошка, к тому же имеется три хороших фонарика и масса запасных батареек к ним. Электрический лаг заменю механическим, эхолот применять не обязательно — весь океан не прозондируешь, радиопеленгатор, радиокомпас и приставка сигнала времени работают на батарейках. Направление и силу ветра можно определять не анемометром, а методом древних мореплавателей — на глазок. Немного успокоенная, вернее примирившаяся с обесточенной действительностью, я занялась связью с «Юзефом Выбицким».

После обмена приветствиями радист передал трубку капитану Литевскому. Тот спросил координаты «Мазурки», я сообщила, ничего не подозревая. Капитан произнес:

— Наши курсы пересекаются. В 17.00 прошу перейти на промежуточную частоту. Через час мы увидимся. До встречи!

Я положила трубку, и меня прошиб холодный пот. Вот это будет позор! Проищут «Каурку» в океане до полуночи, а то и вообще не найдут. Правда, у них есть локатор, но как будет стыдно, если мои координаты окажутся высосанными из грязного пальца! Что мне придется держать такой экзамен по астронавигации, я даже не предполагала.

Невероятно огорченная вышла на палубу и… за кормой на горизонте увидела мачты судна. Истинное положение «Мазурки» было верным. Я легла в дрейф. «Юзеф Выбицкий» подходил с наветренной стороны и на расстоянии около кабельтова остановился. Трижды прозвучала судовая сирена: большой товарищ приветствовал маленького со всеми почестями. На палубе было такое движение, словно весь экипаж размахивал руками. Я махала в ответ и жалела, что у меня всего две руки. Вид большого серого корпуса, отличительные знаки владельца на дымовой трубе, польский флаг и три длинных гудка в честь встречи совершенно растрогали меня.

По радио капитан сообщил о спуске шлюпки с экипажем. Спустя минуту из-за кормы выплыла белая скорлупка, до отказа набитая оранжевыми человечками. Шлюпка приблизилась, и третий офицер передал приглашение капитана и экипажа на судно. Только сейчас я увидела, как обманчиво спокойствие океана: на вроде бы зеркальной поверхности воды шлюпка то исчезала в длинной волне, то появлялась на ее гребне. «Мазурку» завели на буксире за корму «Юзефа Выбицкого», оттуда сбросили длинный нейлоновый тросик и пришвартовали ее. А капитана подвезли к спущенному трапу. Я вскарабкалась на палубу. У трапа меня приветствовали капитан и толпа людей. Посередине Тихого океана я очутилась в Польше. И сразу же тоскливо сжалось сердце: это всего на миг, а потом я должна одна вернуться на «Каурку» к своему Альбатросу…

Пока же я находилась среди незнакомых, но близких людей. Меня сразу же повели в ванную — отмыть двухнедельную грязь в пресной горячей воде. В кают-компании ждал накрытый стол. Я поглощала