точки зрения рассматриваемое различие можно квалифицировать как «абстрактное». В то же время разумно предположить, что выбор went и to или was и at предопределяется предшествующим выбором не «локативного», а «направительного» предиката на более «высоком» (или «глубоком») уровне. Именно так мы анализируем эти случаи ниже (ср. §8.4.7). В случае правильности такого анализа мы должны считать, что разграничение между «локативным» и «направительным» — это семантически релевантное, или «конкретное», разграничение в «глубинной» структуре, но что выбор не at, a to или не in, a into детерминируется на грамматическом уровне; и сам по себе этот выбор не может выражать различия в значении.

Хотя различие между словоизменением и использованием предлогов было выше отнесено к несущественным различиям в «поверхностной» структуре языков, тем не менее мы можем, вероятно, сделать эмпирический вывод (на базе предложенного выше критерия), что если язык располагает и словоизменением и предлогами, то первое будет обычно выполнять более «абстрактную», а последнее — более «конкретную» функцию. Это наблюдение справедливо для индоевропейских языков; оно применимо, по-видимому, и ко многим другим языкам с падежным словоизменением. Более того, возможно также, что, хотя порядок слов широко используется в предложении как средство различения «субъекта» и «объекта» или «модифицируемого» элемента и «модификатора», он редко, а может быть и никогда, не выполняет более «конкретную» функцию, типичную для предлогов. Таким образом, порядок слов является, видимо, более типичным «грамматическим» средством, чем словоизменение, а словоизменение — более типичным «грамматическим» средством, чем употребление предлогов.

Английский термин tense 'время' происходит (через старофранцузский) от латинского перевода греческого слова со значением 'время' (греч. khronos, лат. tempus). Категория времени имеет дело с временными отношениями в той мере, в какой они выражаются посредством регулярных грамматических противопоставлений. При анализе греческого и латинского языков авторы традиционных грамматик выделяли три члена таких противопоставлений: «прошедшее», «настоящее» и «будущее». Часто считают, что данное трехчленное временное противопоставление является универсальным свойством языка. Это не так. В действительности сама категория времени присутствует не во всех языках; и, как мы увидим, противопоставление «прошедшего», «настоящего» и «будущего» даже в греческом и латинском языках не сводится каким-либо простым образом к одной лишь категории времени. Существенная черта категории времени заключается в том, что она соотносит время действия, события или состояния, обозначенного в предложении, со временем высказывания (причем время высказывания приравнивается к понятию «сейчас»). Время является, следовательно, дейктической категорией, которая (подобно всем синтаксическим признакам, частично или полностью зависимым от дейксиса; ср. § 7.2.1) выступает одновременно как свойство и предложения, и высказывания (ср. § 5.2.4). Многие трактовки категории времени претерпели на себе губительное влияние того допущения, что в языке обязательно должно отражаться «естественное» подразделение времени на «прошедшее», «настоящее» и «будущее». Даже Есперсен стал жертвой этого допущения, когда он рассматривал категорию времени в своей «Философии грамматики». Опираясь на схему, подобную той, которая изображена на рис. 16, он прежде всего фиксирует «настоящее» время как одновременное с теоретической нулевой точкой («сейчас» — время высказывания), «прошедшее» — как время «до настоящего момента» и «будущее» — как время «после настоящего момента». «Первичные» понятия «прошедшего» и «будущего» Есперсен членит далее путем «вторичного» применения понятий «до» и «после»: «до прошедшего», «после прошедшего»,«добудущего»и«после будущего». (Будучи «теоретической нулевой точкой», «настоящее» не подвергается членению.) В результате получается семичленная «понятийная» временная система, частично или полностью реализуемая в различных языках.

Рис. 16. Время и категория времени.