так, чтобы он думал, будто это его решение', — внушали хитромудрые монахини. Девочки запоминали. 'Только твёрдость второго человека не позволит первому развалить дело слишком рискованными операциями', — диктовали монахини правила, отработанные столетиями. Девочки продолжали писать, и Лейла вместе со всеми.
Лейла хорошо помнила то, чему её учили. Она замолкала тогда, когда мужчина начинал говорить, но Аскер спрашивал её мнение. Она давала ему быть первым, но он умел не давить и давать быть первой ей — так, как будто она была совсем взрослой и самостоятельной. Он был добрым и мягким, мягким не притворной вкрадчивой хитростью, а той мягкостью, которая даётся только от глубокого уважения к чужому мнению и свободе воли. Второй пришелец, маленький, похожий на собаку, не имел этой мягкости, и на фоне Аскера это чувствовалось очень остро. Он был похож на мужчин родного мира Лейлы, и после первых нескольких диалогов Лейла научилась предсказывать все его реакции с абсолютной точностью. С Аскером такого не получалось — он всё время удивлял Лейлу.
Лейла поинтересовалась, где его дом и есть ли у него женщина. Оказалось, что он был даже ещё более одинок, чем она, что частично объясняло страдающие глаза. Его дом был очень далеко, так далеко, что даже не было смысла лететь, и женщины у него не было. Мало того, его окружали такие существа, которые ему как женщины не подходили по устройству. А ещё он не имел права снимать своё сияние — он сказал, что если он его снимет, то может заразить другие миры разными болезнями, которые могут сделать их безжизненными, и что если он снимет его в таком мире, которому он не опасен, то тогда он не сможет никогда вернуться домой, поскольку станет опасен для своего мира. Какая жестокая плата за возможность вести интересную жизнь! Лейла напрямую спросила, насколько сильно хотят их мужчины женщину. Действительность оказалась именно такой, какой она и ожидала.
На следующее утро она намеренно вышла заниматься без одежды, хотя ветер был ужасно холодным — пусть пришельцы хотя бы посмотрят. Ей самой от занятий нагишом становилось легче. Пришелец встал и накинул ей на плечи тёплый плащ. Лейла чуть не расплавилась на месте. Он позаботился о ней! Никто и никогда о ней не заботился — все требовали всегда, чтобы они, Девочки Судьбы, всё делали за себя сами, и наказывали за беспорядок или несобранность. Он был заботливым. Он был добрым. Он хотел добра всем живым. За какую-то секунду Лейла поняла, что любит его всем сердцем и всегда любила. В следующий момент она перехватила слишком глубоко всё понимающий взгляд Иримаха и взяла себя в руки. Монаху ни к чему знать об этом. Следовало сосредоточиться на занятиях с Фиу. Тем более, что у Фиу было, чему поучиться. Необходимость совершать точные движения позволила отвлечься и успокоиться.
Мы болтали с Монка о каких-то нюансах философии культа бога — праведника. Жуди не смогла сдержаться и влезла с подростковой непосредственностью:
— А я не понимаю, как можно жить с полным беззлобием. А если враг?
Иримах уже собрался отругать малышку за невежливость, но я решил ответить:
— В условиях социально — политического прогресса культ полного беззлобия может иметь принципиальное значение для межличностно — социальных связей, а также для организации психологического комфорта индивидуумов. Культ полного беззлобия снижает потери в обществе от излишних конфликтов, обусловленных стремлением существ с преимущественно животным уровнем сознания к доминированию, что позволяет повышать процент выживающей молодёжи и увеличивать процентный состав общества, владеющий сложными профессиями.
Жуди озадаченно свела брови, пытаясь переварить услышанное. Такой зауми ей ещё слышать не приходилось. Я не виноват — это учебники Постигателей Истины таким языком написаны, я лишь процитировал то, что читал совсем недавно.
— Какой вздор! — возмутился Монка. — Полное беззлобие позволяет человеку выходить на новый уровень развития! Человек становится совсем другим! Если нет полного беззлобия, то человек никогда не прочувствует в себе разделение на животную и человеческую части! Только когда все страхи и обиды заставляют тебя бороться с придуманными ими образами абсолютных врагов, начинаешь понимать, из насколько разных составляющих состоят… разумные существа, чем животная часть отличается от человеческой. А что насчёт социально — политических изменений… так это просто приятные последствия. Любовь, знаете ли, всё вокруг превращает в цветущий сад!
Выпалив всю эту тираду на одном дыхании, старик вдруг замолк и подозрительно уставился на меня, будто сболтнул что-то лишнее. Я же вспомнил кое-что из своего недавнего опыта, когда нам дали Вкусную Пищу. Я тогда очень хорошо прочувствовал, как именно животная часть заставляет разумную. С некоторой адаптацией я пересказал эту историю актёрам — историю о пище, которая настолько вкусная, что невозможно перестать её есть. Они смеялись, как сумасшедшие, Фиу тоже подхихикивал из заднего ящика, ещё и реплики подкидывал. Он был активным участником той истории. Мне показалось, что старик больше смеялся не от моей истории, а от облегчения. Что-то с ним не так.
Мы проехали ещё немного.
— Кто же вы такие? — спросил вслух старик, — Кто присылает вас, мальчишек, решать судьбы целых миров, в то время, когда вы не знаете даже основ религиозной психологии? Знаешь, что я скажу тебе, Аскер? Вас присылают сюда не помогать мирам. Вас присылают сюда, чтобы дать вам опыт. Чтобы вы изменились. Цель вашего заведения — это получить хотя бы несколько разумных существ со смирением и большим опытом. Если не веришь, по возвращении скажи своему начальству: 'Мы в этом мире всё завалили, там умерло три четверти населения, но они справятся'. Уверен, что твой начальник скажет: 'Молодцы, а теперь летите в мир имярек следующий'.
Я набрал в грудь воздуха, чтобы выдать исчерпывающий, всеуничтожающий, аргументированный ответ, но тут загорелся вызов коммуникатора. И не нашего, а того, который был настроен на местных агентов. Вообще-то я запретил им вызывать меня. Если они осмелились нарушить запрет, значит, что-то произошло. И это что-то имеет такой характер, о котором лучше знать. Тем более, что звонил глава кочевников. Я включил вызов и отстал от тележки.
Глава кочевников был белым от страха. Он был в шоке. Оказывается, эти энтузиасты, ещё даже не завоевав все провинции империи, разослали во все стороны корабли в поисках соседних островов и континентов. Очень им хотелось завоевать кого-нибудь ещё. Корабли у них не очень, на уровне хорошей галеры с прямым парусом, но человек двести вмещают. Так много людей они брать не стали. Вместо этого они набили разведывательные галеры бочками и запечатанными глиняными амфорами, что придало им непотопляемость, и разослали во все стороны света с минимальной командой и максимальными припасами. Довольно быстро они обнаружили окраинные царства, о которых до этого не подозревали, а затем столкнулись и с островитянами. Островитяне с большим удовольствием препроводили их ко второму континенту, где путешественники были приняты с восторгом.
Восторг принимающей стороны кочевников не обманул, они очень хорошо поняли и разницу в технологиях, и политическую ситуацию, и понеслись домой изо всех сил. Как раз вчера разведывательная галера вернулась в гавань столицы.
— Ну молодцы! А у меня не могли разрешения спросить? Я бы вам сказал, что после первого же визита к вам пожалует в гости эскадра в двести — триста вымпелов, тридцать — шестьдесят тысяч человек в бронежилетах, с огнемётами и огромным боевым опытом. Неуязвимые ни для кавалерии, ни для тяжелой пехоты, — выругал я главу кочевников. Тот чуть дуба не дал. Факт того, что я знал о втором континенте и об обстановке на нём, привёл кочевника в должное почтение.
— Теперь готовьтесь к войне на выживание. Корабли, оббитые железом, портативные многозарядные арбалеты каждому… Лошадей приучайте через огонь скакать. Может, и устоите, — с этими словами я оборвал связь.
Идиоты! Я думал, у меня ещё есть несколько лет на подготовку. Теперь их нет. Эскадра завоевателей появится у берегов империи максимум через полгода. Продолжая выдыхать пламя, я догнал тележку. Актёры смотрели на меня с побелевшими от страха лицами.
— Господин! Вы говорили о тридцати — шестидесяти тысячах нитиру? — еле смог спросить старик.
— Да. И они будут тут через полгода, а может, и через три месяца.
