звучит длинно, протяжно, надрывно и потом вдруг — хлоп — резко захлопнулась. Это бабуша пошла в сельник-кладовую за крупой. Тихо и нежно звучит дверь во двор. Хр, хр — грубо и прерывисто, — так даёт знать о себе дверца в хлев к поросятам. Коварно, угрожающе, предостерегающе скрипит старая деревянная лестница, ведущая на тёмный чердак…

Дождь кончился, и Вовка радостно выбегает на улицу, чтобы с наслаждением побродить босиком по тёплым лужам и помесить распухшую мякоть земли. А завтра снова будет солнце, бесконечные мамины дела и улица.

Дед мальчика, серьёзный с маленькими голубыми выцветшими глазками неизменно слушает каждый день радио, бьёт мух своей хлопушкой и складывает их в банку. «У-у, проклятая. Хлоп, хлоп! Эва какая!» — ворчит он. Так им и надо. Мух много. Они назойливо жужжат повсюду, не дают спать утром, кусаются больно-больно. Дед у Вовки — героический. Ему скоро 90. Где он только не был!

«Ты расспроси деда-то, — всё подталкивает мама. — Он многое повидал и знает. Он многое расскажет. И воевал и в плену был.» Казалось, и сам дед испытывал потребность поделиться своим жизненным опытом с внуком. А как порой старикам хочется вспомнить о своём житье-бытье! «Да, обязательно надо всё узнать и расспросить у деда. Интересно.» — думает Вовка. Но только ему опять, как всегда некогда! Во дворе ждут пацаны. Да дед вроде и не сердится на него…

Ох, нет сил уследить за этим Вовкой. И куда это он сейчас несётся? Может быть, заглянуть к нему ночью и подсмотреть, что ему снится?

Позади забавные детские игры, лесные походы, азартная рыбная ловля и купания. Вовка спит крепко. Усталому и счастливому Вовке снятся большие рыбьи головы, разговаривающие с ним, навязчиво ныряющий поплавок, необыкновенные рыбацкие удачи, цветные ягоды, волшебные крупные грибы на белых пузатых ножках под круглой крышей веток ёлки. «Гляди — нашёл!» — кричит он своему другу Петьке. И зелень, яркая зелень так и рябит в глазах. Иногда солнце исчезает, становится темно и с неба падают звёзды! А вот и новое видение мальчика: в тумане на лужайке пасётся стадо коров. И Вовка с пацанами, чтобы не видел пастух с длинным, сплетённым из верёвок кнутом, дразнит мускулистого с налитыми кровью глазами быка с кольцом в ноздрях. Бык роет копытами землю, в ярости бежит за ребятнёй. Слышится тревожный крик пастуха. Бык догоняет Вовку, брызгает слюной, угрожающе дышит в спину. Вот он уже совсем рядом, близко и вот-вот проткнёт его острыми рогами насквозь! Но Вовка бежит от быка изо всех сил, он ощущает напряжённое усилие в лопатках… Внезапно земное притяжение перестаёт действовать на него, он чувствует необычайную лёгкость и воздушность в теле. Ещё мгновение, и он отрывается от земли и летит, поднимаясь всё выше и выше!.. Вот его снова, как магнитом, притягивает вниз — тогда он отчаянней и яростней в испуге перед грозным быком машет руками, продолжает парить в воздухе, смотрит вниз и торжествует! Бык в бессильной злобе мычит и роет землю где-то позади. Чудесные сны…

Кончается лето. Солнце печёт не так сильно, как прежде. Вовке скоро в школу. Загоревший, он опять на Играшке, лежит на мягком песке и наблюдает за купающимся лохматым и курносым Мишкой — заводилой и вожаком деревенских мальчишек. И думает о том, что всё он переделал, везде побывал, а вот ухи настоящей лесной так и не попробовал. Но сегодня ему повезло. Смотрите! Вот преломляется в прозрачной воде чьё-то ныряющее тело в синих развевающихся «семейных» трусах, сокращается впереди и на поверхности воды появляется фыркающая и брызгающая голова с водным пробором посередине от макушки. Это — Мишка. Он кричит: «Идём, братва, варить уху!»

«Вот здорово, — думает Вовка. — А то что это за лето без ухи».

Командует всеми приготовлениями, конечно, Мишка. После быстрого удачного рыбного лова, он же — главный повар.

Кипит, бурлит зелёный бульон в большом чёрном котле на костре у опушки леса. Важно ходит вокруг него главный повар, деловито помешивает ароматное зелье. Клубится пар над долгожданным супчиком. Ну и аппетит разгорелся на лесном воздухе у рассевшихся вокруг костра мальчишек с испачканными в саже лицами! Среди них и Вовка…

«Ох и есть как хочется и как же притягательно, сладостно пахнет от этого котла» — думает он.

«Ну скоро? Готово или нет?» — наперебой возбуждённо кричат все — не терпится ребятам.

«Цыц! Рано ещё.» — упрямо с видом знатока твердит Мишка. А сам пробует уху, который раз, сладко причмокивая, охает: «Ну и наваристая!» У Вовки текут слюни. Он предвкушает, как наполняется его худой, втянутый живот, в котором за беготнёй и ловлей рыбы почти целый день ничего не было, упоительной вкусной влагой; и как потом по всему усталому телу разольётся томительная истома насыщения и удовлетворённости.

Ну вот и уха готова. Все пробуют с мишкиного милостивого разрешения по ложке и ликуют! Что говорить. Уха на славу и достойна мальчишеского изумления. А на природном, свежем лесном воздухе она изумительна вдвойне! Мишка берёт рогатую ветку, приспособленную под кочергу, победоносно поднимает ею котёл и, от тяжести сдавленно кричит: «Все на пир!»

Но тут кочерга вдруг громко трещит и обламывается. Котёл глухо ухает на траву и, качнувшись набок, переворачивается! Что за беда! Наваристая уха, издавая клубы белого пара, разливается по лужайке. Вот тебе и наваристая. Вовка с широко открытыми глазами в смешанных чувствах удивления, ужаса и зависти прослеживает вместе с другими, как чудо-уха медленно просачивается сквозь траву и уходит в землю, оставляя на поверхности аппетитные рыбьи хвосты, головы, лапки укропа, петрушки, шарики молодой вкусной картошки. Кто-то из маленьких плачет.

Вечереет. Затаилась, притихла, утонула в зелени родная деревенька. Острова и клочки голубого стелющегося тумана ласкают земной покров и подножье темнеющего леса. Влажная земля, словно живая, дышит в босые вовкины ноги, устало бредущего домой. Тишина. Лишь на километры пробивается плавающий стрекот трудяг-кузнечиков и саранчи. Острый запах осоки бьёт в нос. Где-то далеко на краю деревни слышен визгливый бабий крик: «Ми-ишка! Негодник окаянный, домой!»

Чувствуется приближение осени. Ветер дует смелей и настойчивей. Вода в речке становится холодней. Кое-где на листьях деревьев появляются жёлтые и выцветшие капли. Дачники разъезжаются. Деревня постепенно пустеет. Печальней свесила свои длинные волосы вниз красавица-берёза.

«Уезжаю» — грустно объявляет Вовка мальчишкам через несколько дней. Он прощается с друзьями до следующего лета. В зимнем городе — долгожданного лета.

«Вов, приезжай на следующий год обязательно, — говорит ему Мишка, а то со стреневскими без тебя не потянем, в нападении играть некому. А насчёт ухи будь спок, ещё сварим!»

В доме идут суетные приготовления к отъезду. Все находятся в неком плохо скрываемом волнении. Тревожность передаётся и Вовке. Упакованы вещи. Всё готово в дорогу. Мама, бабушка, дедушка и мальчик по русскому обычаю молча сидят на табуретках с минуту. Потом выходят на сельскую дорогу за деревню, ставят тяжёлые сумки на землю. Вовка нечаянно оглядывается на осевший и милый стариковский дом. Скрипит тормозами, обдавая дорожной пылью, грузовая машина, гремит пустыми бидонами в кузове. Запрыгала, заплясала притухшая папироса в уголке рта молодого беспечного шофёра: «Садись живей, спешу на ферму!» Вовка смотрит на маму и стариков.

Дедушка тут же теряется. Он пытается давать указания. Голос его дрожит. Глаза становятся красными, часто мигают. В бабушкиных веках, отогнутых и кровяных, загнездились крупные слёзы. Она смахивает их кончиком платка, кривится чем-то похожим на улыбку. Нервно теребит передник. Вовка чувствует, как стариковские, высохшие до синих вен руки обнимают его, прижимают к костлявому телу. Слышит прощальные поцелуи. И уже на бидонах отъезжающей машины, видит, как две сгорбленные жалкие фигуры удаляются за клубами пыли, становятся совсем маленькими и исчезают совсем.

Моё преимущество как исследователя различных эзотерических методов состоит в том, что я имел уникальную возможность проследить преображающее воздействие молитвы на сознание человека одновременно с двух позиций, с двух параллельных уровней — с плоскости обычной дневной жизни и с более энергетически утончённого пласта сновидений.