«Я — внук деда Ивана!» — с достоинством отвечает он.

«Да ну? И не узнать тебя вовсе. А похож, похож. Вылитый Иван Петрович. Правда, Марусь?» — охают доярки в белых косынках с вёдрами в руках.

«Какой большой стал, подрос» — скалят в улыбке белые зубы трактористы с серыми от вьевшейся пыли грубыми лицами.

На краю деревни у оврага собирается ватага местных пацанов. Босые, руки по локоть в карманах широких брюк, они высокомерно и важно разглядывают Вовку. Потом примирительно здороваются за руку. Вовку действительно трудно узнать — подрос.

Быстро замелькали дни. Вот Вовка стучит удочками на помосте, кричит бабке: «Ба-ашка! Я пойду рыбу ловить!» И убегает от её крика: «Да куды ж ты, не емши-то, Вовичек?!» И спешит к речке. Вскоре выдёргивает блестящих рыбёшек из весёлого, искрящегося на солнце, водного течения. Ох уж, этот прожорливый забавный народ пескари! Так и будут клевать, таскать остаток червяка до последнего, гонять поплавок, пока не зацепят крючок губой. Хватит, и так полное ведёрко.

А вот от Вовки в разные стороны разбегаются, квохчут, хлопают крыльями куры. Он бежит на футбольное поле босиком и нет-нет, да и случайно наступит на жидкий куриный помёт. Б-ррр! Быстрей вытирать о траву ногу. Белыми ступнями с чёрными побошвами пяток хлёстким ударом по мячу. Бац, бац. Го-о-л!

Потом мокрый от пота, с сильно бьющимся от азартного бега сердцем припадает к ключу. Жадно, до спазма с горле, пьёт хрустально чистую, ледяную воду.

Или торопится в лес на пляж. Голубой змейкой речка да светлый горячий песок. Раздевшись до гола, бегать, вопить, специально вымазавшись грязью, пугать, а потом с разбега нырнуть в прохладную воду, смыть засохший чернозём с тела.

Засыпать друг друга влажным песком по шею, а потом сбривать песчинки с кожи острыми ракушками. Здешний пляж зовут Играшкой — любимое место купания ребятни. Говорят, когда-то давно здесь утонул весёлый и кудрявый деревенский парень по прозвищу Играшка. Так и повёлось и привязалось название. «Айда купаться на Играшку!» — кричал кто-нибудь из разгорячённых после футбольной баталии мальчишек. И все шли сюда, потные, неся в руках рубашки.

Представьте! Вовка барином лежит на мягком жёлтом речном песке, щурится на солнце и наблюдает, как вокруг летают и садятся на мокрые после купания тела ребят большие жирные с зелёными глазами слепни. Слышит звонкий голос Петьки: «Гляди, на тебе генеральский сидит!» Петька — местный веснушчатый подросток, у которого самого на носу и под глазами словно рой маленьких рыженьких мушек. Генеральским зовут особенно крупного слепня. Вовка ловит его, бросает в реку и с завистью бывалого рыбака наблюдает, как на поверхности водного течения появляется большая тёмная рыбья голова, которая громко хапает воздух и утаскивает вглубь ещё живое насекомое. Такую бы поймать!

Мама вся в заботах и ей не до сына. Напрасно ей напоминает неугомонный Вовка об ухе. Она то пропалывает огород, то что-то таскает из погреба и обратно. То гремит вёдрами на помосте, носит на коромысле воду из родника. Моет, скребёт алюминивые миски и чугунки речным песком на кладках. Надо помочь старикам. Совсем старые.

«Аньк, отдохнула бы» — ворчит бабка.

«Ничего, ещё успею» — отвечает мама.

Иногда за обедом она говорит сыну: «Ты бы посидел немного с бабушкой и дедушкой, поговорил с ними, помог бы в чём-нибудь. Так они тебя ждали.»

«Посижу, посижу».

«Да чяво там — ласково и добро, шамкая беззубыми дёснами, говорила бабушка. — На дворе вшё антиресней. Пущай гуляет. Там вольготней. Да и воздух-то здешний не то, что у вас в городе. Лишь бы здоровья набирался. А с нами ещё посидит. Нас не убудет».

«Избалуете мне сына» — мягко заканчивает разговор мама. Весь день она работала, а по вечерам встречалась и балагурила со своими старыми деревенскими подругами, теперь толстыми, краснощёкими бабами в синих выгоревших передниках с засученными рукавами рубах, и добродушными лицами.

«Твой-то шустрый очень» — говорили они.

И в самом деле, не усидеть Вовке на месте. Сколько у него ещё дел! Сегодня у Вовки поход за грибами…

Что же делает он, когда идёт дождь? Ведь не каждый же день солнце. Э-э, да и в дождь ему не скучно. Когда баюкающее капание дождинок о жесть крыши нагнетает уныние и дремоту на всех, когда спят все, и даже мухи дремлют в комнате, а дедушкина самодельная хлопушка мирно лежит на своём обычном месте на подоконнике, Вовка изучает дом. В такие дни он весь проникался какой-то нежностью и любовью к этому загадочному старинному сооружению.

Он всегда любил его. Этот дом был совсем другим, чем его городская двухкомнатная квартира со всеми удобствами. Он казался очень большим, таинственным и Вовке никогда не удавалось изучить его до конца. В этом загадочном доме он мог находить и открывать для себя всё новое и новое. Здесь каждая вещь жила собственной жизнью и могла рассказать такое! Каждая вещь и каждый уголок комнат дороги Вовке и являются напоминанием о его раннем детстве. Когда-то здесь нянчились с ним, совсем ещё маленьким, его бабушка и дедушка. А на стене развешены их фотографии, когда они были ещё молодыми. Дедушка с чёрными, залихватски подкрученными вверх усами, сидит барином, а рядом величественно стоит бабушка, стройная, белокожая, в длинном до пола платье, узко схваченном в талии, — так раньше снимали. Даже не верится, что это они! Вовка раньше думал, что они всегда были такими, какими он их знал — старыми. Оказывается, — нет. А вот и любимое дедушкино кресло. Какие интересные и чудесные сказки рассказывал маленькому Вовке дед, сидя в этом кресле: про русалок, медведей, летающих ведьм и говорящего серого волка. Вовка, сидя на мягких коленях деда, в такие минуты погружался в волшебные приключения и сам становился сказочным героем, побеждающим всех злых врагов. А вот и кольцо в досчатом потолке для подвешивания верёвочных качелей. На таких качелях раскачивалась ещё его мама. Качался и сам Вовка. Однажды, когда ему было три года, он так укачался, что заснул, упал и разбил себе до крови нос. Чего только нет в громадном резном шкафу. Всякая всячина! И всех любопытней в этом старом шкафу дедушкин ящик. Старик держит его под висячим замком. Но Вовка всё равно знает, что в нём. Там царские дореволюционные серебряные и даже золотые монеты, старинные морские часы, перочинный ножик со множеством лезвий и раньше даже хранился настоящий револьвер!

Много загадочного на чердаке. Среди пыльных веников, старых рваных галош и высохших бабочек стоят сундучки, ящички, самовары, разбросан всевозможный причудливый инструмент и непонятные приспособления, неизвестно для чего служившие когда-то, выполненные большей частью из дерева и имеющие смешные названия. Узнаваемы были только: деревянные коньки, старинная прялка, лестница, тяжеленный чугунный утюг, работающий от углей, тряпичная кукла — но это для девчонок; и салазки. Вовка помнит, как на этих салазках он радостным вихрем съезжал с громадной и длинной лесной горки — сейчас она кажется маленькой… Каждая старая вещь жила когда-то, была нужной. А сейчас спит мёртвым сном, покрытая седой пылью, и видит собственные сны. Ничего, Вовка её оживит! Раскопает, принесёт деду. Крякнет, удивится дед: «Эва, жива ещё!», и такую историю расскажет. А потом Вовка найдёт ей применение. Из деревянной рогатины, например, можно сделать лук для стрельбы по индейцам, а из старой резины соорудить рогатку и стрелять сухим горохом за деревней по нахохлившим воробьям, купающимся в дорожной пыли.

И, наконец, сам дом был живой сущностью и жил особой внутренней жизнью. Дом проспался всегда раньше Вовки и будил его живыми звуками. В крытом дворе в коровнике теребит с шуршанием, удовлетворённо перетирает челюстями траву и сипло мычит корова — чёрная в крупных белых пятнах. В хлеву весело трутся, повизгивают и хрюкают поросята. На малюсеньком оконце в стене двора вьёт свою радужную паутинку чёрненький паучок. В комнате за высокой печкой частенько скребётся осторожный мышонок. И где-то там же живёт домовой. Он очень старый, выглядит как тень с контурами человека и очень похож на деда. Голосисто выкрикивает время петух… И так целый день. Ночью всё затихает, умирает на время. Но порой нет-нет, да и раздадутся душераздирающие дикие кошачьи вопли на чердаке — раньше Вовка их очень боялся…

Все двери в доме — живые. Каждая из них не походит на другую, и не только по цвету и трещинам, но и по звуку — скрипит по-своему, неповторимо. Вовка мог на слух определить, куда пошла бабушка. Вот