Моя аналитика учения дон Хуана подходит к концу. Надо признать, что гастроли толтеков из Мексики в страны славянских народов имели потрясающий, грандиозный успех. До сих пор дону Хуану аплодируют и в России, и в Белоруссии, и на Украине… Под влиянием книг Карлоса Кастанеды организуются и действуют всевозможные клубы, группы, общества, центры. Они прикрываются различными вывесками «расширения или исследования сознания», «поиском свободы», «открытием неких тайных знаний толтеков, ольмеков»… Дон Хуан продолжает выступать на различных театральных подмостках. Большой массивный тёмно- бордовый занавес то опускается, то поднимается. Выступление окончено, но дона Хуана вновь и вновь вызывают на сцену под «бис!» Старый индеец под светом цветных прожекторов в чёрном фраке и ослепительно белой рубашке с большой красной велюровой бабочкой выходит на сцену. В нашей книге он это делает последний раз. Дон Хуан, снисходительно улыбаясь, почтительно кланяется. Он торжествует. Зал неиствует. Зрители рукоплещут. Публика взрывается овациями. Я всё ещё слышу восторженные крики его поклонников и истерический женский визг: «Чуда! Волшебства! Чуда!..»

В блистательном романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» автор творчески и интуитивно восходит к пониманию (а, может быть, даже и к видению!) существования различных Сил тонкоматериального мира, и в том числе — тёмных Сил. В одной из глав книги Булгакова господин Воланд — влиятельный могущественный вселенский демон — даёт сеанс чёрной магии со своей свитой на сцене московского варьете в двух отделениях. Администрация театра, убеждённая в том, что он всего лишь искусный фокусник, а не великий маг, просит дать вторым отделением непременно разоблачение его чёрной магии. Воланд этого, естественно, не делает, а устраивает очередную смехотворную сенсацию…

Длительный период я жил и пропускал через себя учение дона Хуана. И теперь эту часть своей жизни я могу не условно назвать занятием чёрной магией, то есть, первым театральным действом. Пришло время для второго отделения. Вторым отделением стало моё прозрение в отношении дона Хуана. Оно стало возможным только тогда, когда Странник просветил моё сознание и практически вошёл в меня, показав, кто есть кто. В этой главе я хочу поговорить о самом доне Хуане.

Что сказать… Я сам был длительное время под обаянием личности нагваля. Я искренне любил дона Хуана, я поклонялся его светлому образу, как живому… На протяжении многих лет я следовал его практическим указаниям. Он был для меня, как отец родной. Я был убеждён в его проникновенном знании жизни и безусловной мудрости. И совсем не подозревал, что за этим литературным героем — таким реальным! — скрывается отдельная ловушка восприятия. Когда речь идёт о любви, как-то неловко употреблять выражения: ловушка, обман, трюк, сталкинг… Но ради обманутых людей, ради их пленённых душ, я вынужден кое-что поведать о доне Хуане и раскрыть, разоблачить его действительную сущность.

Многие, очень многие люди требуются в добром, мудром наставнике — в вымышленном или реальном. Такая потребность исходит из нашей подсознательной сути, из далёкого детства, из желания компенсировать недостаточную любовь к нам родителей — любовь матери, отца, а то и полное отсутствие такой любви, а равно как и самих родителей для некоторых из нас. Извечный архетип доброго и любящего старца будет притягивать многих и многих людей. У Карлоса Кастанеды был безвольный, ленивый отец, который ничего не добился в жизни и который никак не мог стать примером сыну для подражения. У автора этой книги отец был волевой и сильный, но циничный и нелюбящий… Все люди в действительности стремятся к любви, и в книгах Кастанеды они вдруг обнаруживают старого мудрого индейца, который кажется любящим, который знает, как жить и к чему стремиться, в котором можно обрести защиту и опору. Постепенно дон Хуан становится и родителем, и духовным ориентиром, и идеалом. И люди проникаются доверием к этому литературному персонажу, созданному писательским талантом Кастанеды, — под этим образом, безусловно, скрывается подлинная историческая человеческая личность. Жить по дону Хуану означает жить в сказочном, волшебном, чудесном мире!

Однако книги Кастанеды, как никакие другие, обладают одной редкой особенностью, которая заключается в том, что впечатление от прочитанного принципиально расходится с описательными фактами. А кажущееся не становится действительным. Трагедия читателей — самая настоящая духовная трагедия всех последователей дона Хуана — и состоит в том, что они доверяют, верят, искренне восхищаются и любят мудрого индейца, а тот… А дон Хуан на пути чёрной магии толтеков уже давно утерял какие-либо остатки сердечных чувств и любить совершенно не способен! Он притворяется любящим… Знаю, как порой болезненно смотреть правде в глаза, знаю и о том, каким мучительно острым может стать переживание утраты прежних вдохновляющих духовных идеалов. Тем не менее, всякое духовное развитие предполагает честность и искренность. Искренность перед самим собой.

Два взаимосвязанных аспекта притягивают к себе внимание читателя к образу дона Хуана и вызывают полное приятие и доверие — энергетическая матрица человеческого архетипа добра и эффект авторитарности, заслуженных приобретённых духовных способностей. Чудесные способности, которыми обладает дон Хуан, автоматически вменяются, засчитываются ему в святость, духовный и непогрешимый идеал. Читательская влюблённость для многих становится непреходящей, а всякая любовь является слепой и не способна замечать, как ей в ответ подсовывают обратное — состояние безжалостности, состояние не- любви…

Нет ничего печальней, чем проникнуться любовью к носителю безжалостного, демонического сознания…

Кастанеда выстроил своё романтическое изложение таким оригинальным образом, что прямые и точные характеристики и дону Хуану, и отдельным магам-толтекам не воспринимаются как данность.

Когда я размышлял над людьми, которые изначально, вообщем-то, были обыкновенными людьми, но оказались призваны Духом Зла — Абстрактным и безличным Духом толтеков — к служению, то вырисовывается одна общая картина. Все они были уже словно заранее предуготовлены к пути чёрной магии. Предуготовлены своим характером, пороками, изъянами души. Нагваль Элиас, например, был очень честолюбивым человеком и, будучи индейцем, всеми силами стремился занять почётную должность в церковной католической иерархии. В те времена, при той исторической ситуации в стране для индейца это было неслыханной дерзостью. Элиас хотел стать священником и обладать определённой властью над людьми, однако был соблазнён женщиной-магом. Нагваль Хулиан описан открыто выраженным сексуальным извращенцем и сластолюбцем, для которого любовь, кроме страстного вожделения, ничто не значит. Дон Хуан, как он сам рассказывает о себе, всегда был и остался грубым, озлобленным, неблагодарным, неискренним, циничным и крайне мелочным, раздражительным и завистливым человеком… Магия не меняет отрицательные черты человеческой личности, а лишь их усиливает, и только в самом-самом конце магической жизни делает человека несколько отстранённым от самого себя. В кн. 8, гл. «Два односторонних моста» Кастанеда сообщает:

«Дон Хуан настаивал, что его достижение не сделало его внутренне другим». Имеются цитаты и о том, что путь магии не изменяет характер человека. Действительно, дон Хуан не изменил себя. Он научился только испытывать к себе безразличие, принимать себя таким, каков он есть…

Было бы слишком мелким ковыряться в грязном белье и выискивать цитаты об отрицательных сторонах личности старого индейца (они есть). Тем не менее, на ведущую черту его характера — на агрессию — указать следует:

Дон Хуан «был очень раздражительным. Постоянно сдерживаемое раздражение делало его злобным и агрессивным по отношении ко всем окружающим» (из кн. 8, гл. «Два односторонних моста»);

«Я чувстовал себя как ты сегодня, только в пятьсот раз сильнее. Ударом руки я убил человека» (кн. 1, гл. 3).