императором Фоанции явно был упущен. Теперь уже центр русско-прусских позиций было не прорвать.

Ранним утром 17-го октября Наполеон вызвал к себе пленного генерала Мервельда. Император выглядел спокойным, даже самоуверенным, но как-то слишком уж был тороплив. Но, не зная о перевесе сил союзников, австриец ничего не понял в неподвижном, закрытом лице корсиканца, в его непроницаемом взгляде.

— Генерал, — с ходу обратился к нему император, — я отпускаю вас, но только как вестника мира. Прошу вас передать императорам России и Пруссии, что я готов прекратить военные действия и того же ожидаю от них.

Генерал Мервельд честно выполнил возложенное на него поручение. Однако никакого ответа Наполеон так и не получил. Российский и прусский императоры хранили молчание. К ночи 17-го октября Наполеон приказал стянуть все свои войска как можно ближе е Лейпцигу.

17-го октября боевых действий не было, в основном, в этот день убирали раненных и хоронили убитых. Граф же Ланжерон с утра допросил нескольких пленных (в их числе и генерала Жубера), а затем засел на весь день в кабинетике директора музея, целиком отдавшись сочинению трагедии. Назвать ее он решил «Мизаниелло», выведя в ней реальное историческое лицо — рыбака Томазо Аниелло (Мазаниелло — это его кличка), вождя народного бунта; место действия — Неаполь, 1647 год. Графу удалось написать несколько сцен. Он насилу совладал с александрийским стихом, но все-таки совладал, и был собой очень доволен.

Но как ни приятно было творить, надо было возврашаться к войне с Наполеоном.

18-го октября в 8 часов утра русско-прусские войска пошли в наступление. На левом фланге французов корпус графа Ланжерона неоднократно штурмовал деревню Шенфельд, дома и кладбище которой, обнесенные каменной стеной, были замечательнейшим образом приспособлены к обороне. Дважды Ланжерона отбрасывали — он в третий раз повел своих солдат в штыки. После страшной рукопашной схватки селение было захвачено, наконец, русскими. Однако посланные маршалом Мармоном дополнительные отряды выбили русских с занятой позиции. И Ланжерон опять повел в атаку своих солдат — теперь уже против свежих сил неприятеля. И деревня Шнефельд была окончательно взята.

Бой продолжался до позднего вечера. Французы смогли удержать все ключевые позиции линии обороны. Но армия была измучена, переломить ход сражения не было никакой возможности, и в течение ночи Наполеон снял свои войска и увел их с поля битвы — он двинул их на Лейпциг.

На рассвете ошеломленные союзники обнаружили, что противник исчез. Тут же императоры отдали приказ идти на Лейпциг. Русско-прусско-австрийские войска, готовившиеся к продолжению битвы на поле, вдруг были поставлены перед необходимостью кровавого штурма.

Защиту города император Франции поручил армиям маршалов Понятовского и Макдональда. Из трудового люда Лейпцига было набрано несколько строительных отрядов, во главе каждого из которых был поставлен капрал Старой гвардии. В течение ночи эти отряды проделали в стенах бойницы. На проспектах, перекрестках, скверах, парках к утру были рассыпаны стрелки и расставлены орудия.

Численный перевес, который имеет решающее в сражении на поле, тут уже не имел столь определяющего значения. И легкая, красивая победа делалась невозможной — теперь, она могла быть только кровавой.

— Дело — дерьмо, — зло и раздраженно крикнул граф Ланжерон своему любимому адъютанту подполковнику Андрею Римскому-Корсакову, когда они шли на рысях во главе колонны, двигаясь в направлении Лейпцига. — Это надо было предвидеть. Это мы обязаны были предвидеть. О! Что за страшное сочетание: он предельно жесток и хитер, а мы — опять же предельно — тупы и ленивы, когда приходится шевелить головой. На нашу неповоротливость он и рассчитывает, и не прогадывает, дьявол. Наша лень и тупость — это главный козырь Бонапарта. Господи, сколько народу сейчас там поляжет, сколько крови русской прольется, но до этого, кажется, никому нет дела. Вперед, граф. Имейте в виду, что ведем наших ребят на верную гибель.

День выдался солнечный, теплый, ласковый, но настроение у Ланжерона было мрачнее некуда. Ему было до боли жалко своих солдат.

Штурм Лейпцига, как и предполагал Ланжерон, был жесток и дик. Из предместий города французов удалось выбить лишь после каскада штыковых атак. Корпус Ланжерона прорвался к Галлесскому предместью, но захватить его сразу не смог. Только на утро ланжероновцы овладели находившимся там редутом и взяли под контроль предместье. И тут произошло событие, фактически предопределившее разгром армии Наполеона.

Ланжерон во главе маленького передового отряда к Эльстерскому мосту. Французы решили, что это основные силы русских и в панике подожгли запальные фитили. В небо резко взметнулись языки пламени. Все заволокло дымом. Раздался взрыв, и в воду рухнули изуродованные останки моста.

К этому времени по ту сторону реки оказалась лишь половина наполеоновской армии. 28 тысяч человек еще не успели переправиться. После взрыва моста все они оказались отрезанными от своих. В ужасе солдаты стали бросаться в воду, но они либо тонули, либо погибали от русских пуль. Маршал Понятовский, готовя отступление, бросился на коне в воду и утонул.

Царили ужас и паника, почти как у озера Сачан при Аустерлице, когда выдвинутая по приказанию Наполеона батарея безжалостно била по кидающимся в воду русским солдатам и офицерам. Ланжерон отличнейшим образом помнил бегство остатков своей разбитой колонны, обстреливаемой французскими ядрами, к плотинам Аугеста и далее. Он помнил доносившиеся с озера дикие, нечеловеческие стоны.

А это был Аустерлиц Наполеона. Это было законное возмездие, настигшее наконец сего авантюриста.

В общем-то, половина наполеоновской армии была отдана на истребление союзникам. Было уничтожено до тринадцати тысяч французских солдат и офицеров. Одиннадцать тысяч попало в плен. Было захвачено также двадцать дивизионных и бригадных генералов.

Благодаря дерзкому поступку Ланжерона армия Наполеона была рассечена надвое и разбита.

Граф явился героем «битвы народов», как назвали Лейпцигское сражение. А Александр I дал орден Андрея Первозванного генералам Платову и Милорадовичу.

Это было несправедливо. Ланжерон, столь сильно способствовавший поражению непобедимого дотоле Наполеона, чувствовал себя оскорбленным.

Ланжерон считал, что Лейпцигом он вполне отыграл Аустерлиц, ответственность за который на самом деле должны нести император и его любимчики. Важным он считал и то, что первому серьезному поражению Наполеона способствовал именно француз. Однако Александр I не пожелал всего этого заметить.

Но в корпусе графа поздравляли и чествовали. Командиры дивизий поднесли ему по ящику шампанского от каждой дивизии.

В здании ратуши офицеры корпуса в честь графа устроили пирушку. А глубокой ночью он засел за продолжение своей трагедии. Дело шло на лад — первый акт был завершен.