Встретил в Кремлевке Б.И. Россинского.

— Ты зачем сюда? Больше дела — и врачи не нужны. Я всем интересуюсь, даже астрономией и медициной. Поэтому — и к врачам не обращался. И ты не ходи.

Вышел из поликлиники и на стоянке столкнулся с Кокки, Ильюшиным, и бывшими с ними Максимом Максимовичем Литвиновым и Яковом Захаровичем Сурицем (наш полпред в Бразилии). Все в штатском. Ильюшин, кажется, еще ниже, чем обычно, дипломаты — седые, пожалуй, даже важные. Поздоровались.

— Ты что нас забыл совсем, — попенял Ильюшин.

— Да вот все хочу посмотреть твою новую машину.

— Едем сейчас, — предложил он. — Немедля. Садись с Володей.

Поехали. Володя за рулем своего «Бьюика», Ильюшин ведет свою машину, с ним же дипломаты. Володя гонит — «надо чехлы снять с кресел, пока старики тянутся». От Кремлевки до аэродрома — за 5 минут! Шофер он чудесный, расчет точнейший, реакция мгновенная. На спидометре — 80-100. Обгоняет впритык. На баранке — одна рука. У переезда к ул. Расковой внезапно выскочил и завернул грузовик. Я думал — в машину. Володя так спокойно про себя говорит: «Ну, и куда? Сюда что ли?» — и на всем скаку свернул вправо по бровке тротуара.

— Да, знаешь, — сказал он между прочим, — Я позавчера горел на этом хреновом «Забеле». Летим, вдруг Павел (брат) говорит: «Горим!» «Где?» (Он рассказывает так, как будто в полет просто из любопытства поинтересовался где горит. Впрочем, он настолько спокоен и привычен в воздухе, что психологически, видимо, так и было). Смотрю — из правого мотора так и хлещет пламя. Ну, начали тушить пожар — раз горит, надо потушить. Погасили в воздухе, а мотор-то не хочет работать. И так его, и сяк — нет. Плюхнулись в Саранске.

— Никуда сегодня не летишь?

— Да особенно и некуда. Сегодня пару полетов сделаю, а вот завтра надо смотаться в Астрахань на денек.

Приехали. В стороне от кольцевой дорожки, на площадке у ангара стоит громадная четырехмоторная машина — «Ил-18». Это и есть — оно. Я помню, как зимой прошлого года я ночью как-то ехал от Кокки и у Академии нам перегородил дорогу фюзеляж — его везли на аэродром. Он был в два раза шире шоссе, и мой шофер все уверял меня, что это дирижабль. Так он и выглядел действительно.

Светлозолотистая металлическая обшивка. Могучие моторы (Швецова, по 200 л.с., новые. «Ресурс у них маловат — 25 часов, я из них выжал 40, хорошие, не хуже американских», — говорит Володя.)

Высокие, убирающиеся ноги, далеко выдающаяся летная рубка.

По высокой стремянке (на 2 этажа) влезли в пилотский отсек, так как у двери в пассажирскую кабину работали. Вскоре приехали и дипломаты. Кабина театральный зал. 66 мест. По 5 кресел в ряд и бесконечные ряды. Кресла удобные, откидные, с движущимися подголовниками. Трубки люминесцирующего света вдоль бортов и плоские тюльпаны в центре. Трубы кондиционного воздуха. Полки для ручных вещей, карманы на креслах для мелочи. Багаж — в пузо машины. Три уборных. Буфет. Просторно, воздуха — полно. Обогрев. Ковры на полу. Приятная обшивка. Радиола. Светящиеся указатели. Громкоговоритель от пилота.

Две радиостанции (рубка между пассажирами и пилотом). С особым удовольствием Кокки показал мне пилотскую рубку. Великолепный обзор. Два управления. Автопилот. Телефон.

— Да ты сядь, погляди, как удобно.

Я сел в кресло и сразу захотелось нажать педали и подвигать рычажки. Приборов, ручек, стрелок — без числа.

— И ты их все знаешь? — пошутил я. — Какой ты умный!

— А ты думал?!

Все сделано культурно, чистенько, аккуратно.

— Можно с такой машиной выходить в люди? — спросил я Литвинова.

— Не стыдно куда угодно прилететь, — ответил он. — Тут мы догнали Америку.

Ильюшин рассказал, что у него разработано 4 варианта этого самолета: на 66 мест, спальный — на дальние расстояния — на 32 места, салон и еще какой-то, кажется, на 12 мест.

— Высота? — спросил Суриц.

— 10 000 метров. Кабина герметичная. Но, на всякий случай, будет и индивидуальное кислородное питание — баллоны под креслом.

— Скорость?

— рейсовая — 400 км/ч. На высоте 300–450 км/ч. На 7500 (после того, как поставят нагнетатели) — 500 км/ч. Владимир Константинович ходил в Ленинград и обратно за 3 часа. Вот думаем поставить ее на линию Москва — Сочи. Путь туда займет 3.5 часа, а сейчас на «Дугласе»- 5 ч. 50 минут.

— Добавьте к этому, — сказал Кокки, — что она дешевле летает, чем «Дуглас», берет на человека меньше бензина. Спокойнее в полете. В Аэрофлоте стонут: дайте нам ее скорее на Ленинград, и мы снизим цену до железнодорожного билета.

— Радиус с полной нагрузкой? — спросил я.

— 3000 км.

— То есть: все средние расстояния?

— Вполне, — улыбнулся Кокки.

Суриц только что прилетел из Бразилии. Он летел через океан на одном самолете (кажется, «Консолидейтед»), через Европу до Хельсинки — на другом, и оттуда — на третьем — на «Дугласе». Он говорит, что «Ил-18» вполне с ними равняется и даже лучше.

Обратно повез меня Ильюшин. Ехали вместе с дипломатами. Ильюшин сказал, что хочет написать об этом самолете сам в «Правду». Я одобрил, он обещал в ближайшие дни завести к Поспелову статью. Суриц расспрашивал меня что стоит посмотреть в театрах. Я порекомендовал «Глубокие корни» у Вахтангова и «Русский вопрос» Симонова.

— Я читал пьесу. Она очень плакатная, там нет драматургического элемента, действия, — сказал он. — Хотя очень жизненна. Вот и в Бразилии сколько угодно таких жуков.

Я сказал, что приезжают грузины.

— А Хорава тоже? — спросил он. — Вот бы посмотреть его в «Отелло».

Рассказал я ми, как были недавно у нас англичане-журналисты. После осмотра редакции они вежливо спросили:

— Есть ли в редакции Красный уголок?

— Есть, — ответил Сиволобов и повел их в Дом Культуры. Они обалдели.

Дипломаты смеялись от души.

28 мая.

Сегодня позвонил генеральному прокурору СССР Горшенину.

— Ну, как вам передовая?

— Большое спасибо за нее. Лучшая из всех передовых сегодняшних газет. Особенно ценно то, что она спускает юбиляров на землю, конкретно указывает на задачи. Я приказал всюду ее проработать.

А я маялся вчера — что писать?!

Был сегодня у меня художник Кручина. Он задумал написать серию рисунков о Сталине — «Творец победы». Несколько принес с собой. Сам маленький, подвижный, худой, с острым лицом, седоват, в форме капитана. Рисунки мне понравились. В числе других — рисунок: Сталин в метро с детьми и женщинами, укрывающимися от воздушных налетов. Маленькая девочка прильнула к нему и обняла его, кругом — топчаны, женщины, спящие дети.

— А был такой факт? — спросил я.

— Да, мне рассказывал об этом Новиков, директор метро. В ночь с 5 на 6 ноября 1941 года Сталин приехал на ст. Маяковская. Сначала он остановился в начале зала, посмотрел, потом пошел по залу. В первые минуты его не узнали, затем кинулись к нему.

Другой рисунок: Сталине в госпитале сидит у постели раненого, положил на него руку. С соседней койки приподнимается боец, кругом сестры.

— А такой факт был?

— Да. Когда Еременко лежал раненый в госпитале (это было, видимо, летом 1941 г., если не