Страшно. Меня эта весть поразила почему-то больше, чем известие о гибели Калашникова. Еле сдерживал слезы. Как раз накануне веером оба были у меня. Лидов приглашал меня лететь с ним, потом стал звонить Хвату чувствовалось, что не хотелось одному. Говорили о работе, о девушках, он любил обе эти темы. Вообще, любил поговорить с друзьями. В последнее время он готовился к работе на западе, изучал французский, давался он ему легко.

Струнников показывал снимки приема в особняке НКИД. Молотов, Микоян, Вышинский, Лозовский — прямо живые, свежо и непосредственно.

И вот… Ровно трехлетие войны. Петя начал ее в первый день в Минске и тоже бомбежкой. Помню, дня через два-три приехал с семьей в Москву, бросив в Минске все имущество (он был там нашим корреспондентом). Домрачев собрал нас — актив коммунистов — и Петя рассказывал, что такое бомбежка («может быть и вам придется испытать — вот, знайте, что это такое»). Он рассказывал, как отправил семью в убежище, а сам остался в комнате и почему-то лег на кровать, лицом к стене. Потом, в паузу, сошел вниз, там паника — он начал шутить, чтобы успокоить. Затем подошла машина, и он, не теряя времени, сел с семьей и уехал, не поднявшись даже в квартиру — третий этаж — безо всего, и даже паспорта остались в ящичке тумбочки.

Много мы провели вместе. Московские дни 1941 г. Петька держал место в своей машине для меня или Сеньки, если придется давать ходу.

В 1942 г. весной он мне сказал: «Не переживу, наверное, этого лета. Война пошла на убой». В прошлом году мы встретились с ним под Киевом. Хорошо жили, дружно.

А Сережа… Написал я вчера некролог о нем. Теплый, как мог.

Мы послали позавчера на место Яхлакова и Кирюшкина. Вчера они вернулись. Кирюшкин рассказывает, что была интенсивная бомбежка. Ребята — в укрытие. Когда первая волна прошла — встали и пошли. Бомба — и все. Похоронили вчера в Полтаве. Был весь город, десятки венков. Торжественно, но что им это! Бомба — 500-ка! Лидова убило взрывной волной, Струнникову вырвало спину, а от Кузнецова в гроб положили одну ногу. Ужасно!!

2 июля.

Наступление развивается вовсю. За эти дни взят Могилев, Жлобин, Витебск, Бобруйск, Борисов, Слуцк, Полоцк, Петрозаводск. В день иной раз забирают по 1200 пунктов. Немец драпает, но не успевает: под Витебском и Бобруйском окружили и кокнули по 5 дивизий.

Позавчера нас торжественно собрали в конференцзале «Комсомолки» и вручили медали «За оборону Москвы». Очень приятная медаль, гордая! Получили я, Гершберг, Лазарев, Парфенов, Хавинсон, Шишмарев, Штейнгарц, Заславский, от издательства — Ревин, секр. парткома Аронова и мастер наборочного Попов. Ильичев и Поспелов идут по списку ЦК. Это пока 1-ая очередь: на район дали 150 мест, на всю Москву отчеканили пока 3000 медалей. Вручал зам. пред. Моссовета Майоров.

Дня 3–4 назад долго говорил с Поспеловым о положении в отделе и положении со мной. Он, конечно, успокаивал, говорил, что не знал, что редакция очень ценит, что «московские дни накладывают такие узы, которые нельзя забывать», что будет во всем советоваться лично со мной, что зря я не обратился к нему сразу и т. п.

Золин сказал, что дней 10 назад послано на меня представление на 1-ый Украинский фронт.

Приехал из Киева Леша Коробов. Ездил делать статью дважды Героя Ковпака. Тот месяц был в командировке. Чтобы «не скучать» — Лешка смотался на 20 дней в тыл к немцам к партизанам. Молодец, как на дачу!

Вчера у меня сидел два часа летчик-испытатель Юганов. Хорош! Буду писать о нем. Усиленно зовет к нему домой, видимо, понравились взаимно.

Галактионов жмет на меня со статьями — заказываю их без конца.

Позавчера перевезли Абрама на дачу в Серебряный Бор. Положение его по-прежнему плохо.

4 июля.

Сегодня был бурный газетный день. Вчера взяли Минск, но мы не работали (понедельник). А давать- то сегодня надо. Позавчера еще договорились о самолете начерно, вчера — набело. Решил лететь Ваня Золин, но надо же кому-то и писать? Искали вчера вечером меня — я был в театре. Вызвали Мартына Мержанова из дома отдыха — он там лечился. Сегодня в 4 утра улетели плюс фотограф Коротков. Летели на Як-6, с посадками. В Борисове сели на полу-разминированный аэродром — в это утро там сняли 740 мин. В Минске садились на вообще непроверенный аэродром. Город по их словам разбит в дым, уцелели домишки только на окраинах. Жителей очень мало.

Прилетели обратно в 10 ч. вечера, пока добрались — полночь, пока Мартын написал — 3 ч. утра.

Сегодня же взяли и Полоцк. Материал о нем передал Павел Кузнецов. За день туда был послан фотограф Яша Рюмкин. Его вообще гоняем сейчас по спецзаданиям. Послали на Карельский — через день вернулся на самолете со снимками. Послали на Витебск — есть. А тут — ни слуху, ни духу.

В 12:40 звонок — «Ваш корр. Рюмкин просит сообщить, что вынужденная посадка под Москвой. Пришлите машину.»

Оказалось, вылетел на «У-2» в 7:30 вечера с посадками. В 12:30 мотались, мотались, Москва не принимает, бензина нет, сели в поле. «Вот попотел от страха». Добрался к трем, проявили, напечатали, и… не влезло. Вот, цена кадра!

Кончили в 7:30 утра.

20 июля.

В редакции — ничего нового. Несколько дней назад в КПК состоялось первое заседание по делу Магида. Поспелов произнес Магиду хвалу, назвал Ларионова клеветником. (Это — со слов Магида!).

На войне — бурное оживление. Постепенно вошли в строй и новые фронты: 2-ой Прибалтийский, 1-ый Украинский, 3-ий Прибалтийский. Жмем всюду. Очевидно, очень скоро вся советская земля будет чистой. Вот тогда начнется драка, ух!

Приехал Сашка Шумаков. Живет у нас. Такой же, как и был.

28 июля.

Сегодня у нас идет статья конструктора Лавочкина «Конструктор и завод». Он продиктовал Магиду стенограмму, затем за нее сел Гершберг и написал статью. 23 июля Лавочкин послал статью т. Сталину, а вчера она вернулась с надписью «т. Поспелову. Опубликовать. А. Поскребышев».

Но так как там упоминается и т. Маленков, то Поспелов решил ее показать и Маленкову. Послали. Маленков тоже оставил без замечаний все (т. Сталин не изменил ни одного слова), но решил убрать в конце свою реплику: «Он (Лавочкин) не хочет портить свою машину» (поэтому, де, не соглашается увеличить дальность). Маленков позвонил об этом Сталину. Сталин сказал: «Только с согласия автора».

Вот отношение к автору! Нам бы такое!

Сейчас читал стенограмму. Помимо идущего в печать там есть несколько очень интересных моментов:

«Товарищ Сталин внимательно следит за серийной техникой, за эксплуатацией и очень часто спрашивает у конструкторов: почему появились такие-то недочеты, откуда они, старается подсказать, что нужно их свести к минимуму. В начале войны выяснилось, что наши машины у земли летают плохо, „ноги“ не убираются и т. д. т. Сталин вызвал меня, я открыл дверь, вхожу:

— Слушайте, почему у вас „капоты“? Нельзя ли додумать так, чтобы это не происходило?»

«Сделал я машину, а завод не дотянул ее в производстве. Данные были ниже расчетных. Вызвал меня т. Сталин, встретил нас (меня, Маленкова, Шакурина) полушутливо:

— Ну что мне делать с вами, конструкторами? Как вас научить? Вы делаете новые вещи, изобретаете, все это нужно, хорошо. Но надо делать, чтобы это было жизненно. Почему ваш самолет не имеет расчетной скорости, почему он не дает опытных данных?»

29 июля.

Наступление развивается темпами совершенно сказочными. Взяты Брест, Белосток, Львов, Перемышль, Двинск, Митава, Резекне, началось наступление на Каунас. Тут дело не только и не столько в отступлении немцев, но в том, что они ничего не могут сделать. Их генералы, видимо, растерялись, мы их переиграли. Этим, видимо, и объясняется попытка генеральского путча и покушения на Гитлера 20 июля.

Сегодня видел Илью Мазурука. Он рассказывает, что два года был на перегонной линии. Проходит у