Я серьёзно увлёкся Тамарой, можно сказать, даже влюбился в неё. Интересно, что её коробило моё имя, и она называла меня 'Ник', точно так же, как и моя предыдущая Тамара-англичанка из МГУ.

Приехала из Львова Лиля, и я, чтобы оправдать свои опоздания домой, рассказал, что хожу в зал штанги на тренировки. Причём, чтобы наверстать упущеное, тренируюсь каждый день. А прихожу 'выпимши' потому, что 'отмечаемся' с ребятами после тренировок - традиция!

Уходя на встречу с Тамарой, я брал с собой полотенце, тренировочный костюм, штангетки и пояс, а уже на улице дополнял всё это 'джентльменским набором'. Вечером же у Тамары я слегка смачивал водой свой костюм ('пропотел на тренировке'), обильно смачивал полотенце ('вытирался после душа') и приезжал домой. Иногда, когда я забывал увлажнять реквизиты у Тамары, мне приходилось это делать на улице.

Декан строительного факультета, мой приятель Толя Чижов, однажды утром, полушутя-полуозабочено рассказывает мне:

- Еду под полночь мимо здания Обкома Партии и вижу: у водопроводной колонки стоит завкафедрой профессор Гулиа и, поставив портфель на сугроб, стирает под колонкой полотенце, тщательно выкручивая его. Нурбей, ты в порядке, или нужна помощь?

Отвечать мне было нечего - даже самая буйная фантазия не могла подсказать мне ничего путного.

Так продолжаться долго не могло, и 19 ноября вечером Лиля выгнала меня из дома. Я три раза переспросил её: 'Что, мне действительно уходить?' И она трижды подтвердила мне: 'Да, уходи, мне надоело!'

Я, как был в спортивном костюме, накинув куртку, вышел из дома и поспешил к Тамаре. В голове был сумбур - неужели я взаправду, насовсем ушёл из дома, бросил жену и детей? А потом понял, что это раньше следовало сделать - между нами уже давно не было никакого взаимопонимания. Малейшее разногласие сразу же перерастало в ссору с царапаньем 'физиномордии' и обливанием меня вином, чаем, щами: Естественно, я заслуживал всего этого, но жить с семьёй я просто физически не мог. Как кот, которого вздумали бы кормить фруктами - просто подох бы, и всё!

У меня были совершенно другие представления о семейной жизни, и, по правде говоря, я в ней разочаровался. Но семью бросить не решался - думал, что так им будет хуже. Всё это было ошибкой - почувствовав несоответствие моего с женой менталитетов, надо было разбежаться немедленно!

Весь в этих мыслях я взволнованно шёл по улице Ленина, направляясь к Красной площади (да, есть такая в Курске тоже!), как вдруг яркая вспышка и пушечный грохот чуть не лишили меня сознания. Голова пошла кругом, и я схватился за дерево, чтобы не упасть. Что это - война, взрыв, глюки?

Нет, нет и нет - всё объяснялось гораздо проще. Сегодня, 19 ноября - День Артиллериста, и страна салютовала своим героям. А невзначай она салютовала ещё одному герою, нашедшему в себе силы, наконец, сделать решительный мужской поступок, прекративший садо-мазохизм в семье. И этот герой - я!

Одним словом, пришёл я под праздничный салют к Тамаре, а на душе отнюдь не празднично - не нанёс ли я им, 'брошенным', вреда ради своего благополучия? Опять - дурак, хотя и профессор! Да разве справедливо основывать чьё-нибудь благополучие на угнетении или принуждении другого? По современным понятиям - нет!

Если ты такой уж благородный - помоги материально, а не своим унижением и рабством. Так что могу дать совет, который может кому-то и не понравиться: если нет вам счастья в семье - уходите немедленно, не поражайте семью плесенью лжи, лицемерия и ненависти! Но материально - семью обеспечьте и сполна, чтобы не причинить оставшимся без 'кормильца' ущерба. Как на Западе, чего тут нового выдумывать-то?

Вскоре мы развелись через суд. А после суда забежали 'отметить' развод в ресторан 'Соловьиная Роща', где и попробовали второй раз в жизни красное шампанское - белого не оказалось. Первый раз дефицит белого шампанского у нас был после регистрации брака в Тбилиси, и мы пили красное. А второй раз - при разводе! Теперь я за версту обхожу красное шампанское, видя в нём что-то зловещее.

Через неделю Лиля занесла мне на кафедру мой цивильный костюм и разные другие мелочи. А то я читал лекции в спортивном костюме. Кожаное 'комиссарское' пальто, с которым в моей жизни было столько связано, и на поясе которого я чуть было ни повесился, жена мне не отдала - оно пошло детям на куртки. А вскоре меня выписали из полученной мною же квартиры, а куда - неизвестно, видимо 'в связи с переездом на новое местожительство'.

Забегая вперёд, доложу вам, что в те годы выписаться из квартиры 'в никуда' приравнивалось к гражданской смерти. Я никуда больше не смог бы прописаться по той причине, что до этого я нигде не был прописан. Значит меня, как 'вещи без места для неё', просто не существует. Аристотель смеялся над пустотой, как над 'местом, без помещённых туда тел'. Советская власть издевалась над непрописанными, как над 'телами без мест, где они помещаются'. Спас положение мой друг - проректор по хозяйственной части с музыкальной фамилией Алябьев, фиктивно прописавший меня в общежитие института.

Одним утешением для меня было тогда присвоение пресловутой ВАК мне учёного звания профессора механики.

Кстати, насчёт звания профессора. Получив докторскую степень, я тотчас подал в ВАК документы на звание профессора, иначе мне не повышали оклад. А вскоре из этой милой организации пришло письмо, что мне отказано в присвоении звания (запомните: учёную степень 'присуждают', а звание - 'присваивают'!), за нарушение такого-то пункта, такого-то Положения ВАК. А такого Положения в Учёном Совете вообще не оказалось.

Еду в Москву, прибегаю в ВАК - в чём дело? Симпатичная девочка лет восемнадцати из секретариата взяла в руки Положение и, водя карандашом по пунктам, нравоучительно сказала мне: 'Читайте!'.

'Документы должны представляться в ВАК в коленкоровом переплёте:'

- Да я же именно в коленкор их переплёл! - искренне возмутился я.

- Читайте, читайте! - перебила меня девочка, - какие же вы нетерпеливые!

- ': светлых тонов' - дочитал я.

- А у вас коленкор - синий! - констатировала девочка.

- Голубой! - возмутился я.

- Сами вы голубой! - разозлилась девочка, но тут же извинилась, заметив мою реакцию, - я не то имела в виду!

Поняв, что спорить бесполезно, я спросил, почему же в Советах нет этого Положения.

Девочка отошла, видимо, к начальству, а потом подошла снова и смущённо ответила:

- Видите ли, мы забыли разослать это новое Положение по институтам. В ближайшее время разошлём.

Я чуть ли ни на коленях выпросил у девочки моё дело 'на часок', оставив свой паспорт. Стремглав я бросился в ближайшую переплётную мастерскую, оказавшуюся подозрительно близко от ВАК. Хитрый переплётчик сказал мне, что работы много и велел позвонить через недельку-другую.

- Я приехал из Петропавловска-Камчатского! - взволнованно врал я, - сделайте, пожалуйста, сейчас, сколько с меня! - выпалил я одной фразой.