пустыню. Патриарх Сербский Павел в 91 год посетил Австралию; по возвращении в Белград, проведя двадцать два часа в самолете, сразу отправился на бдение в соборную церковь, потом два часа собственноручно чинил прохудившуюся мантию, а в шесть утра вылетел в Москву.

Обычно сообщается, как в житии преподобного Ефрема Сирина, что святой, проболев немного, в глубокой старости отошел ко Господу; умирали и без всякой болезни: к примеру, авва Памво в возрасте 77 лет просто доплел очередную корзинку, лег и будто уснул. Кончины преподобного Симеона Столпника ничто не предвещало; он прожил больше 100 лет, и каких лет! 80 из них стоял на столпе. Византийское житие сообщает повседневный его устав, «невыносимый для естества человеческого»: всю ночь и день до девятого часа стоял он на молитве, после же девятого часа, в три часа дня по-нашему времени, говорил поучение собравшимся, затем выслушивал их нужды и прошения, исцелял болящих, потом укрощал людские свары и споры; наконец, после захода солнца опять обращался к молитве.

Преподобный Макарий Египетский жил не меньше 90, авва Исидор – 85 лет; «История монахов» называет 100-летних старцев, авву Крония и авву Илию; Иоанн Кассиан рассказывает об авве Херимоне, который в свои 100 с лишним ходил сгорбленным, касаясь руками земли. Феодосий Великий, тяжко заболев на 106 году жизни, отказался молиться об облегчении лютых мук, но предпочел благодарить Бога за страдания, ниспосланные, как он считал, во искупление славы и почестей, которых удостоивался на земле.

Некоторые в духе времени объясняют здоровье и долголетие древних пустынников целебным климатом, пребыванием на природе, даже рациональным питанием. На самом деле в Египте, где начиналось монашество, подвижники, обретаясь в шалашах, пещерах и гротах, а то и без крыши над головой, с трудом претерпевали палящий дневной зной, дожди и ветры, обычные в Африке, ночной холод и сырость от обильной росы; святой Макарий Александрийский признавался, что после двадцати дней нахождения на открытом воздухе ум его «иссох» и он «впал в исступление»; правда, преподобный одновременно нес еще один тяжелейший подвиг, редко кому удававшийся: пытался «одолеть сон».

Только в горячем устремлении к Богу подвижники обретали силы, готовность терпеть и решимость идти в подвиге даже на смерть. Афонский схимонах Иоаким, бывший разбойник Манолий, обретался в пещере без дверей и северной стены, зимой его иногда откапывали из снега, но он уверял, что, хорошо промерзнув, чувствует себя «в семь раз здоровее», чем до того, а на предостережения отвечал: «Страх от врага! Монах в своем делании должен показать храбрость и мужество; если Матерь Божия – Царица всей вселенной, а это дом Ее, то конечно о Своем доме Она промышляет всего более, чего нам бояться?». Он в феврале поднялся на вершину Горы, переночевал в церкви, руки и ноги действительно озябли крепко, но спустившись, о. Иоаким ощутил себя еще «в семь раз здоровее» и перестал носить куртку, пользоваться зимней рясой и теплым одеялом. Так он прожил в монашестве четверть века, а скончался на 80-м году.

Об одежде отшельники не заботились, прикрываясь лохмотьями, а иногда лишь собственными длинными волосами. Основным пищевым продуктом, часто единственным, служил хлеб из пшеницы, ячменя или чечевицы: круглые плотные хлебцы диаметром 12 сантиметров и весом 6 унций, или 150 граммов, сушили, ели, размачивая, макая в соль, а вечером хлебали ложкой как суп; вода из колодцев Египта имела горько-соленый вкус и в отступление от суровых правил к ней подливали немного уксуса; употребляли также, нередко вместо хлеба, зелень с огорода, бобовые в стручках, оливки, цикорий, нут, фиги и фрукты; никогда не прикасались к мясу, строго дозировали масло, рыба была праздничным лакомством.

Случалось, конечно, и поболеть, особенно тем из них, кто приходил в Келлии, Скит или Нитрию от роскошных покоев, городских удобств и гастрономических изысков, иные и постоянно прихварывали, как авва Арсений, доживший, однако, до 95 лет. Недуги, против которых в древности никаких лекарств не применяли, захватывали, может быть вследствие жестокого поста, главным образом органы пищеварения.

Святая Синклитикия после 80 лет заболела каким-то странным внутренним воспалением, которое язвой перешло на кожу и мало того что обезобразило ее лицо, но еще издавало тяжелый запах. Преподобная переносила последнее предсмертное испытание, как говорится в житии, с веселием и отказывалась от примочек и мазей, применяемых ради облегчения ее страданий. Только уверения, что лечебные средства употребляются против смрада, ради сестер, успокаивали ее требовательную совесть.

Зачастую подвижники отказывались от лечения, полагаясь исключительно на волю Божию. «Мне, дожившему до 73 лет, – говорил святитель Антоний Воронежский (1773 – 1846), – грешно желать продолжения жизни и просить Господа, да укоснит послать ангела взять душу мою». Преподобный Кукша Одесский (1875 – 1964), на 90-м году, поскользнувшись упал, сломал бедро и, пролежав некоторое время на холодной сырой земле, заболел воспалением легких, лекарств не принимал и от этой болезни скончался. А преподобноисповедник Севастиан Карагандинский (1884 – 1966), напротив, уважал медиков, ценил их труд, был исполнительным и терпеливым пациентом, безропотно принимал назначенные лекарства и все рекомендации; когда лечащий врач настаивала, чтобы старца, из-за слабости сердца, транспортировали к храму в кресле, он наотрез отказался, но, взглянув на лицо доктора, произнес: «Не плачь. Пусть носят».

Недуги одолевали архимандрита Павла (Груздева; 1911 – 1996); еще в 1966 году он писал в дневнике: «О Владычице мира, буди ходатаица! Исцели болезнь души и тела моего, шибко я болею, хоть бы не было хуже». В 1982-м после операции на глазах называл себя «нищим и слепым стариком»: «Саша, я уже рухнул. Я беспомощный, слепой и бессильный. Аух – в общем, дом престарелых». Однако жил еще годы и годы, служил, старчествовал, освещал людям путь ко Христу.

Возрастные немощи и болезни святые воспринимали как удобный повод к смирению и благодарили Бога. Преподобноисповедник Рафаил (Шейченко; 1891 – 1957) растерял здоровье, проведя почти двадцать лет в лагерях: «каков стал я, никудышен… такой хлам, как я, не порадует вас… разлагаюсь телесно, но, увы, внутренне не обновляюсь, а уж бьет Господь шельму и смиряет зело, и вельми зело…старею, белею, слабею, глупею, но все еще топчу землю и посильно, инвалидно тружусь в покорности, терпении и благодарении Господа за всё».

Но как правило великие святые действительно не болели, по одной простой причине: на протяжении всей жизни они боролись со страстями и к старости совсем освобождались от них. Разумеется, речь идет не о разрушительных «вредных привычках», курении, пьянстве, обжорстве, блуде, корыстолюбии, а о более тонких прилогах самомнения, тщеславия, зависти, эгоизма; известно ведь, что в истоке всякой серьезной немощи обнаруживается некое напряжение, связанное с душевными искажениями: все болезни от нервов, утверждает расхожая фраза. Скажем, неудовлетворенность жизнью, «печаль» на языке древних отцов, происходящая от гордости, порождает язву желудка, страхи и волнения провоцируют артрит, повышенное кровяное давление медицина объясняет стрессами, враждебными обстоятельствами, в земном бытии неизбежными.

А у святых потрясений не наблюдалось, потому что они считали скорби заслуженными, очистительными и полезными, во всем полагались на волю Господню, не бунтовали, не спорили с Богом и всегда пребывали в мире и глубоком внутреннем покое, ненарушимом, по принятому тогда выражению, даже в случае «если бы небеса внезапно пали на землю». Б. Паскаль заметил: кроме отношений с Богом всё остальное отвлечение, развлечение, divertissment; так вот, в дивертиссментах они не нуждались, а если