унии. Исторические условия, в которых ему в эти годы приходилось действовать, сложились так, что ему лучше всего было сидеть смирно и вести выжидательную и как будто примирительную политику в отношении к православным. Шла борьба Сигизмунда III с Москвой за обладание Российским престолом, и в Польше пришлось ослабить и, по возмож-
ности, скрывать преследования православных, ибо они могли разрушить планы Сигизмунда — соединить Польшу с Россией. Рутский на время как бы отвратил свои взоры от православных и весь погру зился в дело собственно униатов. Он занялся преобразованием Униатской Церкви, устройством униатских братств и униатских училищ. Казалось, что Рутский решительно вступает на путь мирных отношений с православными и решил вести с ними борьбу не полицейскими мерами, не путем насилий, а силой убеждений, — решил привлечь их на сторону унии теми преобразованиями Униатской Церкви, которые ставили ее на высокую степень нравственной силы. Но эти преобразования могли привлекать православных только своей внешней обстановкой, внутри же они таили разрушительную для православия силу, вели унию к полной латинизации. Для достижения последней цели Рутский в 1617 г. учредил монашеский орден базилиан.
Униатский базилианский орден
Учрежденный якобы по правилам святого Василия Великого базилианский орден на самом деле по своей форме и структуре вполне приближался к ордену иезуитов, преследуя с ним одинаковые задачи и цели. По мысли основателя ордена, он должен был служить не только делу распространения унии, но и сближению ее с латинством. Орден этот объединил все униатское монашество в одно стройное и крепко спаянное общество, или братство, по образцу братства иезуитского, с центром его при виленской Свято- Троицкой обители. Подчинялся он только одному папе и был освобожден из-под власти епархиальных архиереев, которые не вправе были нарушать данные ему папой привилегии. В состав базилианского ордена могли вступать и латиняне, и, таким образом, орден пополнялся не только униатами, но и волками в овчих кожах. Во главе ордена стоял генерал - протоархимандрит с особыми советниками, избиравшимися из среды самого ордена.
Этот протоархимандрит со своими советниками вполне самостоятельно управлял орденом, назначал монастырских настоятелей, оставлял их и проч. Монахам базилианам было вверено воспитание и обучение светского юношества и униатского духовенства. Униатские епископы могли избираться только из членов базилианского ордена, и притом пробывших в нем значительное время. Без согласия базилианского протоархимандрита и его советников даже сам митрополит не имел права избрать себе помощника самостоятельно. Избранные и поставленные епископы обязывались навсегда оставаться членами ордена и в своих епархиях содействовать его распространению и служить его задачам. При каждом епархиальном архиерее должен был состоять базилианин, по назначению протоархимандрита. Словом, деятельность ордена проникала во все сферы церковного управления и подчиняла его своему воздействию. В Риме орден имел особого прокуратора, через которого получались все распоряжения от папы и происходили все сношения ордена по делам его. Такое положение ордена сделало его могущественным, и он не только стал рассадником униатской иерархии, но и церковным отрядом в наступательном движении католичества на святое православие. Со времени учреждения ордена уния стала распространяться быстрее и все более отдалялась от православия и приближалась к латинству. К концу жизни Рутского почти все православные монастыри очутились в руках униатов-базилиан, и только некоторые из них, как, например, Почаевский, Виленский Св. Духа, Брестский Симеоновский, Яблочинский Онуфриевский и незначительная часть других, оставались в православии. Неудивительно, что папы относились к нему так любовно, награждая базилиан теми же привилегиями, которыми пользовались и иезуиты, и в своих грамотах называя его «знаменитым, прекрасным, замечательным, самым достойным подражания и похвал».
Преследование православных в начале ХVIIв.
Преследование православных латинянами несколько сдерживалось, как упомянуто было выше, надеждами короля Сигизмунда на слияние Польши с Россией, и если и продолжалось, то прикрывалось благовидными предлогами, ибо Сигизмунд боялся, чтобы передача этих известий в Россию не озлобила русских против латинства. Описывая это время, латинские и униатские историки изображают его даже как время гонений православными самой унии — так обидно было им, что православные даже на короткое время могли избавиться от насилий. Надежды Сигизмунда, однако, не осуществились; даже рыцарские подвиги королевича Владислава не могли поколебать престола Михаила Феодоровича Романова, и пора скрытности прошла. Положение православных становилось все тягостнее и тягостнее. Между тем влияние иезуитов в Польше все более усиливалось. К этому времени они сильно пошатнули и народную партию, иногда выступавшую в защиту православных, и все основы конституционной польской жизни. Во всех учреждениях Польши они имели тайных друзей, проникнутых ими же внушенными убеждениями, что уважение к личности, законность действий, права ближних — пустейшие слова; что власть и латинство для достижения своих целей могут делать что угодно, а главное — иноверцы какими бы то ни было средствами должны быть истреблены. Подобными убеждениями они пропитывали и униатов-базилиан. Православным оставалось только защищаться своими собственными силами, но сила была на стороне униатов и иезуитов. Кроме того, последние, чтобы не опозорить себя явно, имели почти везде прекраснейшее средство управлять наступлениями против православных из-за угла. Для своих наступлений они воспользовались массами голодных и оборванных польских рыцарей и жолнеров, которые, возвращаясь толпами из России после смутного времени, были ожесточены против всего русского и православного и для насыщения голода и изыскания средств к жизни готовы были совершить над кем угодно и какие угодно насилия. Было у иезуитов и другое воинство, игравшее в истории унии и иезуитского ордена весьма позорную роль. Это иезуитские и униатские школьники, смело и беспрекословно им повинующиеся. Их-то и натравливали иезуиты против православных, и это оголтелое воинство делало нападения на крестные православные ходы, бесчестило святыни, разносило церкви и дома православных, как это было, например, в Вильне, Луцке и других местах. Гонение на православие сосредоточивалось, главным образом, в Литве, на Волыни и Галиции. В Малороссии же благодаря грозной силе казачества православным было несколько легче.
Так ознаменовалось начало XVII в. для православных западнорусов. Что должны были переносить в это время православные от латинян, изображает пламенная речь, произнесенная депутатом Волыни Лаврентием Древинским на польском сейме в 1620 г. «Уже в больших городах, — говорил он, — церкви запечатаны, церковные имения расхищены, в монастырях нет монахов, там скот запирают. Дети мрут без крещения, покойников выносят без погребения, как падаль; мужья с женами живут без благословения; народ умирает без причащения. Так делается в Могилеве, Орше, Минске. Во Львове неуниат не может к цеху приписаться; к больному со Святыми Тайнами открыто идти нельзя. В Вильне тело православного покойника нужно вывозить в те только ворота, в которые из города вывозят разные нечистоты. Двадцать лет на каждом сейме мы молим со слезами и вымолить не можем, чтобы нас оставили при наших вольностях».
Вообще, для православных наступило время великого уныния, а с ним и ожесточения против унии и латинства- Об этом ожесточении рассказывают и сами униатские писатели, подтверждая, что часто православный, даже умирая, отказывался от духовной помощи униатского или латинского священника и охотнее принимал ее от протестантского пастыря, — так противны были православным униаты и латиняне.
Положение православных с течением времени ухудшалось, между прочим, и от того, что число их защитников с каждым годом уменьшалось. Умер в 1608 г. князь К.К. Острожский; другие же сильные и владетельные князья, как, например, Вишневские, Сангушки, Острожские, Ходкевичи, Сапеги, Тышкевичи
