В то же время и в тех же королевских городах делали нападения на школы нашей греческой веры, изгоняли из них детей, тащили в свои школы, били, сажали в тюрьмы и подвергали всяким посмеяниям. В некоторых королевских городах люди греческой веры, вопреки давним обычаям, были устраняемы от должностей, от цехов, от ремесел и притесняемы в судах и разных других делах. Со стороны православных заявлено было в разных местах много протестов, свидетельствующих о том, кому, где и когда сделаны были насилия».
Все это происходило после отправления Поцея и Терлецкого в Рим, т.е. еще до принятия на Брестс ком Соборе унии. Чего же могли ожидать православные западнорусы от короля после объявления ее в Литве? Из обзора деяний состоявшегося в 1596 г. в Бресте Собора мы видели, что на нем произошел рас кол: Собор разделился на две половины — православную и латинско-униатскую, — и уния была принята только униатской половиной, включавшей в себя ничтожное количество православных. Без сомнения, она погибла бы в самом начале ее появления, так как православные ее упорно не признавали, если бы в основе своей она не имела государственного значения, т.е. если бы ее церковные интересы не были объединены с интересами политическими. Во имя последних она настойчиво поддерживалась не только королем и его правительством, но и вводилась ими насилием и мерами жестокости. Иначе и не могло быть, ибо во всяком деле, где в основу ставятся интересы государственно-политические и где на пути встречаются препятствия таковым, не обходится без насильственного его проведения. Этот характер смешения церковных и политических интересов в самой идее церковной унии обнаружил король Сигизмунд III в изданной им сразу же после Брестского Собора грамоте. В ней король говорил: «Митрополит с епископами, со всем духовенством и многими людьми греческой русской веры сошлись в соборной брестской церкви Св. Николая после молитв, три дня разбирали дело, справляючись со Священным Писанием, с правилами св. отцов, братски призывали к себе епископов Михаила и Гедеона с их товарищами, но они, хотя сначала добровольно приступали к унии и о том к нам писали, теперь, по наущению упорных людей, оставили святой храм Божий, в котором во все время Собора ни разу не были, пожелали соединиться с анабаптистами, арианами, богохульниками и с другими старыми еретиками, неприятелями и поругателями веры православной русской. Мало того, соединясь с каким-то еретиком Никифором и другими греками, шпионами и изменниками нашими, засели в еретической божнице, где с окаменелым фараоновым сердцем, с упорством и злостью осмелились решать дела, к ним не подлежащие; восстали против нас, своего господаря, против Речи Посполитой и своих начальников, отлучились от Церкви Божией, составили протесты и заговоры, подписывали бланкеты и прикладывали печати, призывали к рукоприкладству людей, не принадлежащих к Собору, насильно заставляя их подписываться, а потом на тех бланкетах что- то писали и по государству нашему рассылали». Дальше король извещал всех, что епископы Михаил и Гедеон прокляты, а поэтому запрещается почитать их епископами и входить с ними в какие-либо соглашения; все же правительственные власти и должностные лица обязываются уважать постановление Брестского латинско-униатского Собора, в его противниках должны видеть государственных преступников.
Вот как отнесся король к Брестскому Собору. Утвердив постановления униатского Собора, униатов признал преданными престолу и отечеству и объявил, что на противников унии, т.е. православных, смот рит как на нарушителей общественного спокойствия и государственных изменников. Просьбу православ ного Собора об избрании нового митрополита и епископов вместо отпавших от православия король отверг.
Эта королевская грамота открыла широкое поле преследованиям православных, которые не замедлили обнаружиться как со стороны короля, так и врагов православия тотчас же после ее обнародова ния. Патриарший экзарх Никифор, оклеветанный, будто он явился в Польшу шпионом султана, был заключен в тюрьму и уморен голодом. Православные церкви, монастыри, архиерейские имения король стал раздавать принявшим унию епископам, и те, имея в нем опору, изгоняли из приходов священников, не желавших унии, и заменяли их другими. Тех же священников, которые упорно продолжали священствовать и наставлять свою паству держаться православия, схватывали, бесчестили, заключали в тюрьмы. Православных мирян предавали проклятию. Церкви у них отнимали насильно и обращали в униатские. Простой народ силой загоняли в униатские церкви, а сопротивлявшихся муками заставляли принимать унию.
Обрушились на православных гонения и со стороны иезуитов и латинян. Не прошло 2—3 лет со времени введения унии, как летописи, отмечавшие преследования православных, стали заполняться разительными фактами насилия. Приведем для примера следующий случай, имевший место в г. Вильне в 1598 г. Тотчас же после объявления унии у Православных г. Вильны был отнят Свято-Троицкий храм, находящийся при Свято-Троицком монастыре, и православные построили невдалеке от него новый храм. Приближался праздник Пасхи 1598 г. В Великую Субботу под вечер, когда в церкви делались обычные приготовления к Светлому празднику, в храм прибыл ксендз Гелиашевич с толпой до 50 студентов иезуитской академии. Прибывшие вторглись в алтарь, кощунственно сбросили с престола Святое Евангелие и крест, а затем, выйдя через Царские врата на середину церкви, где находилась Святая Плащаница, схватили ее и стали с тем же кощунственным глумлением носить по церкви и бросать из стороны в сторону. Церковники и церковные служители стали уговаривать бесчинствующих прекратить глумление над святыней и за это подверглись гнусной брани и даже побоям. В ночь Светлого Христова Воскресения студенты-иезуиты явились в Духовский храм к началу службы и, окружив Плащаницу, пытались опрокинуть ее, толкали молящихся, а женщин кололи шпильками и, выступив к алтарю, препятствовали причастникам подходить ко Святой Чаше. Еще большее бесчинство произвели иезуитские студенты в тот же день вече ром. Явившись на вечерню вооруженными, они разместились в притворе, у церковных дверей, среди храма, кололи молящихся шпильками, а женщин потирали пальцами по устам, по лицу и говорили им бесстыдные слова. Несколько раз наносили удары кадившему священнослужителю во время каждения им храма, а затем, заняв места при самом амвоне, не пропускали священно- и церковнослужителей для со вокупных праздничных песнопений. Когда же участвующий в пении бакалавр братской школы стал про сить бесчинствующих хотя немного податься назад, избили его по лицу. Мало того, выйдя из храма и со единившись с толпой, ожидавшей их у храма и вооруженной ружьями, луками, топорами и камнями, начали штурмовать коллегиум братский (школу) и соседний братский дом. Выломали там ворота, повыбили окна, повредили стены зданий, пробили крышу и изранили прислугу. Не оставили они своих бесчинств и на следующий день. Явившись с оружием к Свято-Духовской церкви и разделившись на группы, произвели нападение на братский коллегиум, на дома братчиков, на православное кладбище; били и преследовали людей, шедших в церковь; наконец вторглись в храм и произвели там сильную тревогу и замешательство в богослужении. Все это делалось с целью вызвать со стороны православных сопротивление в церкви и произвести там кровопролитие, что послужило бы достаточным основанием для закрытия православной церкви. Православные понимали цель своих врагов, и посему мужественно переносили жестокие оскорбления; они плакали от огорчения и молились, но сопротивления не оказали.
Описанный случай не единичный. Так как православные упорно отказывались от унии, то против них повсюду предпринимались со стороны поборников унии насилия и бесчинства. Польское правительство, следуя декрету короля, смотрело на православных как на государственных изменников, и посему снисходительно относилось к этим бесчинствам, не оказывая православным никакой защиты. Король Сигизмунд всеми мерами поддерживал униатов и при захватах церквей и их имуществ униатами держал сторону последних. Так, при споре православных с униатами о праве владения виленскими церквами, когда дело было доведено до главного трибунала и светские члены трибунала присудили церкви православным, а духовные, т.е. латинские прелаты постановили отдать их униатам, Сигизмунд III, приехавший тогда в Вильну, потребовал дело к себе и, рассмотрев его, приказал взять все церкви в секвестр на свое имя, а потом непосредственно своим декретом от 11 августа 1609 г. передал их во владение униатам. Таким образом, православные г. Вильны, своей численностью превосходившие униатов и латинян и имевшие до 20 церквей, остались при одной Свято-Духовской церкви. Положение православных становилось все более и более плачевным. Вот как в 1599 г. в одном своем акте изображают это положение православные вельможи: «Наши церкви, монастыри по большей части у нас отняты, разорены, опустошены, и это сопровождалось разграблением, великим мучительством, пролитием крови и неслыханными поруганиями не только над живыми, но и над мертвыми... В некоторых местах нам уже запретили свободные собрания для богослужения и молитвы и построения церквей. Наши пресвитеры,