на коленях слезно просил его при­нять участие в унии. Князь резко отказал ему в этом, указав, что такое важное дело может разрешить толь­ко Собор. Оба епископа приехали в Краков, а оттуда без разрешения митрополита отправились в Рим. Митрополит, как только узнал об их отъезде, послал своего протснотария, чтобы их возвратить, но они не обратили внимания на его приказание, ибо что для них значил в то время митрополит, когда они име­ли в руках подписанную им грамоту на унию со все­могущим папой, будущим их защитником.

Чтобы оказать поддержку Поцею и Терлецкому, сам король окружной грамотой от 24 сентября 1595 г. известил всех своих подданных об их поез­дке в Рим для заключения унии. Православные сильно возмутились, особенно князья Острожский и Скумин. Народ поднял ропот, но никто не вни­мал его голосу; напротив, за это он стал подвер­гаться преследованиям в имениях католических панов и королевских. Все это предвещало великую бурю, которая и разразилась в будущем.

В ноябре 1595 г. Поцей и Терлецкий прибыли в Рим и изъявили покорность папе, но при этом, согласно привезенной ими грамоте, они потребовали, чтобы православным были оставлены все обряды и догма­ты, какие до сего времени исповедовала Западно-Рус­ская Церковь, и чтобы униатов не принуждали к об­рядам Римской Церкви. Однако папа Климент VIII предъявленных ими условий не принял и заставил их не только подписать, но и клятвенно и торжествен­но подтвердить за себя и за русских иерархов предло­ женное им исповедание веры, близкое к латинскому. В этом исповедании принимались определения Фло­ рентийского и Тридентского Соборов; проклинались всякие ереси, расколы и догматические учения, осуж­ денные и отвергнутые Римской Церковью; признава­лось истинным католическое учение об исхождении Св. Духа «и от Сына», причащение под одним видом, учение о чистилище, индульгенциях и главенстве папы. Папа оставлял православным только их обря­ды, но и то с оговоркой, если таковые не противны католическому учению и не препятствуют общению с Римской Церковью. Эта оговорка давала папе воз­ можность при случае вытеснить православные обря­ды из униатской Церкви. Таким образом, Поцей и Терлецкий в Риме совершенно отверглись от православия и сделали такие уступки папе, на которые не уполно­мочивали их даже единомышленные с ними епис­копы, но которые уже приблизили принятую ими унию к латинству. В знак подчинения папе Поцей и Терлецкий облобызали его ногу. Папа на состоявшем­ся по случаю принятия унии торжестве объявил, что он принимает их отсутствующего митрополита, епис­ копов, все духовенство и весь русский народ, живу­щий во владениях польского короля, в лоно Католи­ ческой Церкви и соединяет с ней в одно тело. В память такого события папа велел вычеканить медаль с изоб­ражением на одной стороне своего лица, а на другой — коленопреклоненных перед ним русских епископов и с латинской надписью: «Ruthenis receptis» («На вос­принятое русских»).

За измену православию Поцей и Терлецкий воз­ведены были папой в звания прелатов и ассистен­ тов Римского престола, и им были вручены гра­моты королю, митрополиту, епископам и князьям. В письме своем к королю папа просил его принять митрополита и епископов в число сенаторов, а митрополиту поручил созвать Собор и представить ему на утверждение постановления Собора.

Поцей и Терлецкий, без сомнения, понимали, что, подписав латинское исповедание веры, они далеко переступили границы, указанные их довери­телями в послании к папе и в артикулах унии, — однако, несмотря на такую измену, не постыдились написать из Рима Краковскому бискупу Юрию Радзивиллу, что греческое исповедание веры оставле­но папой православным в неприкосновенности, рав­но оставлены им не только все обряды, но и Символ Веры без прибавки и от Сына. В заключение они просили бискупа посодействовать им у короля, дабы тот своими грамотами успокаивал православ­ных относительно унии, объявляя им, что они «все свое имеют в целости», и тем подготавливал их к принятию унии.

Так совершилась измена православию некото­рых западно-русских епископов. Для большего ук­ репления ее оставалось только провозгласить со­борным актом, что и было исполнено на Брестском униатском Соборе в 1596 г.

В марте 1596 г. епископы Поцей и Терлецкий воз­вратились из Рима, обласканные папой, но встре­ чены были православными недружелюбно. Народ не желал насильно навязанной ему унии, и посе­му русские православные депутаты, во главе с кня­зем Острожским, на Варшавском сейме (в начале 1596 г.) потребовали от короля, чтобы принявшие унию епископы были лишены сана, а на их место поставлены другие. Не дремали и Поцей с Терлецким и для укрепления среди православных своего пошатнувшегося положения выпросили у короля новые грамоты на свои епископии. Между тем пра­вославные настоятельно требовали созыва Собора, и таковой по воле короля был созван в Новогрудке. Проводя еще раньше ту мысль, что в Соборах не должны участвовать миряне, король, зная настрое­ние православных и боясь влияния на Соборе знат­ных мирян, разрешил составить Собор только из одного духовенства. Собор этот, однако, дела унии не решил, а только занялся осуждением защитни­ков православия, особенно Стефана Зизания. Есте­ственно, что постановления Собора не могли удов­летворить ни православных, ни приверженцев унии. Православные добивались созыва такого Со­бора, на котором могли бы присутствовать и миря­не, т.е. вся Церковь, а не одно только духовенство, и на котором окончательно выяснилось бы дело об унии, а приверженцы унии хотели созыва такого Собора, на котором возможно было бы торжествен­но узаконить все то, что было принято Поцеем и Терлецким в Риме. Последних поддерживал и ко­роль Сигизмунд III. Он издал 14 июля 1596 г. уни­версал (окружное послание), в котором заявил, что не только епископы, ездившие в Рим, но и он сам имел желание соединить Церкви. Он писал далее, что желает, дабы все его подчиненные были в од­ной вере, так как только это соединение может со­хранить целостность республики.

О народе же он выразился, как о «толпе», в делах веры ничего не смыслящей и потому к участию на Соборе недопустимой. С подобным же окружным посланием выступил к народу и митрополит Ми­хаил Рагоза. Однако послания эти не только не ус­покоили народ, но еще более раздражили его, ибо он сознавал, что совершается над ним грубое наси­лие. Народные волнения охватили не только мит­ рополичью кафедру, но и епархии Поцея и Терлецкого. В особенности волновались православные в Вильне, и митрополит, видя свое бессилие внести успокоение в народ, вынужден был обращаться к защите короля. Готовясь к предстоящему Собору и не надеясь на свои силы, так как большинство пра­вославных епископов с митрополитом во главе были явными униатами, в православии же осталось только два епископа — Перемышльский Михаил и Львовский Гедеон, — православные обратились за помощью к восточным Патриархам, и те прислали к ним ученых и твердых в православии мужей для участия в предстоящем Соборе. От Патриарха Алек­сандрийской Церкви — Кирилл Лукарис, а от Кон­стантинопольского — в звании экзарха высокоуче­ный архидиакон Никифор. Приезд этих лиц весьма обрадовал православных, ибо в их лице они надея­лись иметь ученых защитников православия про­тив такого апологета унии и папства, каким был иезуит Петр Скарга.

Наступило время созыва Собора, который по воле короля должен был состояться в Бресте, и обе стороны стали готовиться к нему. Православные, хотя и чувствовали, что истина и право на их стороне, но от Собора не ожидали ничего хорошего, ибо видели, что враги православия решились во что бы то ни стало показать, что унию приняло за­конное представительство Западно-Русской Церк­ви и что вопрос о введении ее в этой Церкви пред­решен заранее, но не падали духом, уповая на милость Божию и на свою правду.

В октябре 1596 г. начался съезд на Брестский Со­бор представителей Западно-Русской Церкви и ла­ тинской стороны. На Собор прибыли: экзарх Кон­стантинопольского Патриарха в Литве Никифор, человек известный своей ученостью и сильными связями в Константинополе, экзарх Александрий­ского Патриарха