тайнодействии Православной церкви священнослужитель не использует личное местоимение «я», когда совершает священнодействие. Более древняя традиция отражена в обычае взаимно просить о прощении перед причастием, который существует до сего дня у русских и у других православных. Миряне и клирики говорят друг другу: «Простите меня», — и отвечают: «Бог простит».

Исцеление, которое мы переживаем в таинстве, является также особой формой примирения. Это подчеркивается в молитве отпущения: «Не отдели его (ее) от Святой, Кафолической и Апостольской Церкви, но соедини его (ее) с чистым стадом Твоих овец» (греческая версия); «Примири и соедини его (ее) со святой Твоей Церковью» (русская версия). Грех, как мы знаем из притчи о блудном сыне, — это изгнание, отчуждение, исключение — точнее, само–исключение — из семьи: как говорил Алексей Хомяков, «когда кто–нибудь из нас падает, он падает в одиночку»[  [73]]. Покаяние означает возвращение домой, выход из изоляции в братское общение, воссоединение с семьей.

Дар слез, акцентированный в современном харизматическом движении, также занимает важное место в духовной традиции православного Востока. [ [74]] «Богословие слез» играет особенно значительную роль в учении Иоанна Лествичника, св. Исаака Сирина и св. Симе–она Нового Богослова. Для Лествичника слезы являются обновлением благодати крещения: «Источник слез после крещения больше крещения, хотя сии слова и кажутся несколько дерзкими [… ] Крещение приняв в младенчестве, мы все осквернили его, а слезами снова очищаем его»[ [75]]. Св. Исаак рассматривает слезы как существенный рубеж между «телесным» и «духовным» состояниями, как точку перехода из настоящего века в век грядущий, в который через предощущение можно вступить еще в этой жизни. Новорожденный ребенок плачет, как только появляется на свет; подобным обра–зом христианин плачет, возрождаясь в «будущий век». [ [76]] Св. Симеон настаивает на том, что мы никогда не должны принимать причастия без пролития слез. [ [77]] А согласно Никите Стифату, ученику св. Симеона, слезы могут даже восстановить утерянную девственность. [ [78]]

Что говорит нам этот дар слез относительно смысла покаяния? Бывают разные виды слез, и существенным является различение этих видов. Принципиальная разница существует между чувственными и духовными слезами (есть также и третий вид: возможны слезы демонические). Чувственные слезы — эмоциональны; духовные слезы — аскетичны. Чувственные слезы, как правило, связаны со страстями: часто они являются следствием гнева, разочарования, зависти, жалости к себе или просто нервного возбуждения. Духовные слезы, как указывает само их наименование, — это дар благодати Бога Духа Святого, а не результат только наших собственных усилий, и они тесно связаны с нашей молитвой. Чувственные слезы суть выражение уныния, которое сопровождает нас в земных условиях, в падшем мире тления, неустанно двигающемся к смерти; духовные слезы ведут нас к новой жизни Воскресения.

Однако ошибочным было бы радикальное разделение этих двух видов слёз. Естественные, или чувственные, слёзы могут иногда иметь позитивный и очистительный эффект, например, когда мы плачем, сочувствуя страждущим или оплакивая умершего. Благодать вступает во взаимодействие с природой и опирается на неё; поэтому естественные слёзы, очищенные от греховного эгоцентризма и беспорядочной эмоциональности, могут привести нас к вратам плача духовного. К тому же, поскольку благодать преимущественно действует в нас тайно и незаметно, мы и сами не всегда можем твёрдо сказать, какими слезами мы плачем — естественными или духовными. Чтобы сохранить нашу простоту, Бог может скрыть от нас наше духовное возрастание, да и не нам себя оценивать. И всё же необходимо осознавать существенное различие между плачем духовным и данным через благодать, даже если в действительности эти два вида иногда совпадают.

Духовные слезы, как учат святые отцы, бывают двух основных видов. На более низком уровне это «горькие» слезы; на более высоком — «сладостные». В первом случае они являются средством очищения; во втором — просветления. На более низком уровне они выражают раскаяние, сожаление о грехах, печаль нашего разрыва с Богом — это Адам, плачущий перед вратами Рая[ [79]]; на более высоком уровне они выражают радость Божественной любви, благодарение за наше незаслуженное восстановление в сыновстве. Первое отражено в образе блудного сына, еще пребывающего в изгнании, который плачет о потерянной родине; второе — в образе блудного сына, плачущего от радости в доме своего отца на праздновании по случаю своего возвращения. На низшем уровне слезы подобны крови, истекающей из ран нашей души, по выражению св. Григория Нисского[ [80]]; на высшем уровне они означают одухотворение чувств и являются одним из аспектов всецелого преображения человеческой личности обожевающей благодатью.

Два уровня духовных слез не следует слишком резко противопоставлять, ибо один ведет к другому. То, что начинается как слезы сожаления о грехах, постепенно претворяется в слезы благодарения и радости. И поэтому в «даре слезном» мы снова видим то, на чем постоянно настаивали: покаяние не негативно, но позитивно; не разрушительно, но жизнетворно; не то, что повергает в уныние, но то что полно надежды.

Таков наш опыт «великого понимания», или «изменения ума», обозначаемых словом «покаяние». Полное печали, но в то же время полное радости, покаяние выражает то плодотворное напряжение, во все времена характерное для христианской жизни на земле, кото–Рое с такой силой описал апостол Павел: «Мы [… ] всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем; [… ] нас почитают умершими, но вот, мы живы; [… ] нас огорчают, а мы всегда радуемся» (2 Кор 4, 10; 6, 9–10). Как жизнь в постоянном покаянии наше христианское ученичество есть соучастие одновременно в Гефсиманском борении и в событии Преображения, в Распятии и в Воскресении. Св. Иоанн Лествичник выражает это такими словами: «Кто облекся в блаженный, благодатный плач души, как в брачную одежду, тот познал духовный смех души».[ [81]].