Соотношение между покаянием и пришествием великого света особенно значимо. Пока вы не увидите свет Христов, вы не сможете в действительности увидеть своих грехов. Пока в комнате темно, говорит епископ Феофан Затворник, вы не замечаете грязи, но при ярком освещении можно различить каждую пылинку[ [61]]. Так же обстоит дело и с комнатой нашей души. Порядок не таков, что мы должны сначала покаяться, а потом осознать присутствие Христа; ибо только тогда, когда свет Христов уже вошел в нашу жизнь, мы действительно начинаем понимать свою греховность. «Каяться, — говорит св. Иоанн Кронштадтский, — значит знать, что в твоем сердце — ложь»[ [62]]; но ты не можешь обнаружить присутствие лжи, если еще не имеешь некоторого понятия об истине. Как говорит Уоткин, «грех [… ] это тень, которая возникает, когда какая–либо привязанность воли преграждает путь свету Божию и препятствует ему просвещать душу. Таким образом, познание Бога порождает чувство греха, а не наоборот»[  [63]]. Согласно отцам пустыни, «чем ближе человек к Богу, тем яснее он видит, что он грешник»[ [64]]. В качестве примера они приводят Исайю: сначала он видит Господа на престоле и слышит серафимов, возглашающих: свят, свят, свят; и лишь после этого видения он восклицает: Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами» (Ис 6, 1–5).

Таково начало покаяния: видение красоты, а не безобразия; осознание Божественной славы, а не собственного убожества. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф 5, 4): покаяние означает не просто оплакивание своих грехов, но утешение (paraklesis), которое возникает от уверенности в Божьем прощении. «Великое понимание» и «изменение ума», означающие покаяние, состоят именно в этом: в понимании, что свет во тьме светит и тьма не объяла его (Ин 1, 5). Другими словами, каяться — значит осознавать, что существует как добро, так и зло, как любовь, так и ненависть; значит утверждать, что добро сильнее, верить в конечную победу любви. Кающийся человек — это тот, кто признает и принимает чудо: Бог имеет власть прощать грехи. И поскольку он принимает это чудо, прошлое для него больше не является невыносимым бременем, ибо он больше не считает прошлое необратимым. Божественное прощение разрывает цепь причин и следствий и развязывает в сердце человека узлы, которые он сам не в состоянии распутать.

Многие сожалеют и скорбят о своих прошлых поступках, но в отчаянии говорят себе: «Я не могу себе простить того, что я сделал». Неспособные простить себя самих, они равным образом не могут поверить, что они прощены Богом, а также и другими человеческими существами. Такие люди, несмотря на интенсивность их страдания, еще и не начинали каяться. Они еще не достигли «великого понимания», то есть знания того, что любовь побеждает. Они еще не пережили «изменения ума», которое заключается в том, что человек может сказать: «Я принят Богом; от меня требуется, чтобы я признал факт моего принятия». В этом сущность покаяния.

Подлинная природа покаяния станет более ясной, если мы рассмотрим три характерных выражения покаяния в жизни Церкви: во–первых, очень коротко, литургическое выражение покаяния в период Великого поста; затем, подробнее, его сакраментальное выражение в таинстве исповеди; и наконец, его личностное выражение — в даре слез. Во всех этих случаях ярко проявляется позитивная, жизнетворная природа покаяния.

Относительно Великого поста прежде всего отметим время года, на которое он приходится: это не осень с ее туманами и листопадом; не зима с промерзшей, мертвой землей; это весеннее время, когда холода проходят, дни становятся длиннее и вся природа возвращается к жизни. Как говорится в Постной Триоди:

«Возсия весна постная, цвет покаяния, очистим убо себя, братия, от всякия скверны, Светодавцу поюще рцем: Слава Тебе, Едине Человеколюбче. «[ [65]]

Великопостное покаянное время — это время радости, а не уныния: пост есть весна духовная, покаяние — раскрывающийся цветок, и Христос Великим постом узнается нами как «Податель света». Печаль, которую мы /переживаем в это время, есть «радостотворная печаль» (charopoion penthos) по выражению св. Иоанна Лествичника. [ [66]]

С особой силой покаяние переживается в таинстве исповеди. Смысл этого таинства в сжатом виде выражен в небольшом наставлении, с которым в русской традиции священник обращается к кающимся перед исповедью (курсив мой. — К. У. ):

«Се, чадо. Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое: не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене, но не обинуяся рцы вся, елика соделал еси, да приимеши оставление от Господа нашего Иисуса Христа. Се и икона Его пред нами; аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую пред ним вся, елика речеши мне. Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши. Внемли убо, понеже пришел ecu во врачебницу, да не неисцелен отидеши. «[ [67]]

Перефразируя это наставление, св. Тихон Задонский пишет: «Когда ты, пресвитере, сына своего духовного исповедуешь, то должно тебе… говорить: «Богу ты, чадо, исповедуешися, Которого грехами прогневал; а я служитель Его недостойный и свидетель твоего покаяния. Ничего не утаи, не стыдись и ничего не бойся, понеже трое только здесь нас: Бог, пред Которым ты согрешил. Который все твои грехи так, как они делались, совершенно знает; понеже Бог везде есть, на всяком месте, и где ты что делал, или говорил, или думал худое, или доброе, Он тут был, и все то совершенно знает, и ныне с нами есть, да только единаго твоего и исповедания самовольнаго ожидает. Ты сам такожде свои грехи знаешь. Не стыдись же их выговорить всех, которых делать не стыдился. Я третий, тебе подобострастен, такой же человек, как и ты, того ради и мене нечего стыдиться»[ [68]] (курсив мой. — К. У. )

Священник говорит: «Ты пришел к врачу»; возможно, мы должны писать: «Ты пришел к Врачу». На исповеди мы должны увидеть Христа Судию, снимающего с нас осуждающий приговор; но мы также должны увидеть Христа Врача, исправляющего поврежденное и обновляющего жизнь. Это таинство следует понимать не только в юридических, но и в терапевтических категориях. Прежде всего это таинство исцеления. Показательно, что в некоторых византийских литургических комментариях исповедь и елеопомазание (помазание больных освященным елеем) рассматриваются не как два отдельных таинства, но как взаимодополнительные элементы единого таинства исцеления. Мы идем на исповедь за гораздо большим, чем внешнее, законническое отпущение грехов: прежде всего мы просим об исцелении наших глубоких духовных ран. Мы представляем Христу не только частные грехи, но также и саму нашу внутреннюю греховность — глубинную порчу, которую невозможно вполне выразить словами, которая, как правило, ускользает от умственного осознания и воли. Вот от чего более всего мы просим исцеления. Как таинство исцеления исповедь — это не просто болезненная необходимость, дисциплина, наложенная на нас церковной властью, но действие, полное радости и спасающей благодати. Исповедь научает нас тому, что Бог в Своей полноте есть «надежда ненадежных» (Литургия св. Василия Великого).

«Нас здесь только трое» — священник, кающийся и Христос Целитель. Что каждый из этих трех делает и чье участие наиболее важно? Многие люди склонны наибольший акцент ставить на том, что делает священник, на словах совета и ободрения, которые он говорит; и если священник не скажет что–нибудь особенное или неожиданное, они считают, что результат небольшой или ничтожный. Или же, наоборот, они чересчур подчеркивают другой аспект: то, что они делают. Им представляется, что они должны быть глубоко затронуты эмоционально; хотя, как уже отмечалось, эмоции не являются первичным моментом. И