Письма, IV, 14, 7 (124, с.71)

Как в человеке, так и в государстве, тяжелее всего болезнь, начинающаяся с головы.

Письма, IV, 22, 7 (124, с.75)

В этом (...) мире (...) нельзя ни в чем отчаиваться и нельзя ни на что полагаться.

Письма, IV, 24, 6 (124, с.76)

Хорошо и почтенно идти по стопам предков, если, конечно, они шли прямым путем.

Письма, V, 8, 5 (124, с.88)

Недоделанное – то же самое, что неначатое.

Письма, V, 8, 7 (124, с.88–89)

Несправедливо, конечно, но так уж повелось, что в зависимости от успеха или неудачи те же самые решения или признают хорошими, или осуждают как плохие. Поэтому обычно одни и те же поступки определяют как рвение и как тщеславие, как щедрость и как безумие.

Письма, V, 9, 7 (124, с.90)

Открытая рана боится прикосновения врачующей руки, потом терпит ее и, наконец, требует; так и свежая душевная боль отталкивает слова утешения и бежит от них, но затем их хочет и успокаивается от добрых, ласковых слов.

Письма, V, 16, 11 (124, с.94)

Лучше сказать лишнее, чем не сказать необходимого. А потом судить о том, что лишнее, ты можешь, только прослушав все.

Письма, VI, 2, 8–9 (124, с.99)

Я считаю счастливыми людей, которым боги дали или свершить подвиги, достойные записи, или написать книги, достойные чтения; к самым же счастливым тех, кому даровано и то и другое.

Письма, VI, 16, 3 (124, с.105)

То, что ускользнуло от читателя, не может укрыться от переводчика.

Письма, VII, 9, 2, (124, с.122)

Следует читать много, но не многое.

Письма, VII, 9, 16, (124, с.123)

Толпа от самой многочисленности своей приобретает некий большой коллективный здравый смысл, и те, у кого по отдельности рассудка мало, оказавшись все вместе, имеют его в изобилии.

Письма, VII, 17, 10 (124, с.127)

Никто не выслушивает порицаний терпеливее людей, больше всего заслуживающих похвал.

Письма, VII, 20, 1 (124, с.129)

Рабство прошлого времени повлекло за собой невежество и забвение в области многих благородных занятий, между прочим и в области сенатского права. (...) Поэтому возвращенная свобода застигла нас несведущими и неопытными; упоенные ее сладостью, мы вынуждены иногда раньше действовать, а затем уже узнавать.

Письма, VIII, 14, 2–3 (124, с.145)

Трудно не перезабыть сведений, которым нет применения.

Письма, VIII, 14, 3 (124, с.145)

Время кажется тем короче, чем оно счастливее.

Письма, VIII, 14, 10 (124, с.147)

Человеку свойственно чувствовать и испытывать страдания, но в то же время бороться с болью и слушать утешения, а не просто не нуждаться в утешениях. (...) Есть некоторое наслаждение и в печали, особенно если ты выплачешься на груди у друга, который готов или похвалить твои слезы, или извинить их.

Письма, VIII, 16, 4–5 (124, с.149)

Мало разницы в том, потерпел ты несчастье или ждешь его; только для печали есть граница, а для страха – никакой.

Письма, VIII, 17, 6 (124, с.150)

Людской слух радуется новизне.

Письма, VIII, 18, 11 (124, с.151)

Как занятия дают радость, так и занятия идут лучше от веселого настроения.

Письма, VIII, 19, 2 (124, с.151)

Мы имеем обыкновение отправляться в путешествие и переплывать моря, желая с чем-нибудь познакомиться, и не обращаем внимания на то, что находится у нас перед глазами. (...) Мы не интересуемся близким и гонимся за далеким; откладываем (...) посещение того, что всегда можно увидеть, в расчете, что мы часто можем это видеть.

Письма, VIII, 20, 1 (124, с.151)