Признак доброты – радость за других.

«Панегирик Траяну», 58 (124, с.247)

Мы завидуем нравственному благородству, но гораздо больше тому, что его прославляют, и не судим вкривь и вкось только о добрых делах, покрытых мраком.

Письма, I, 8, 6 (124, с.10)

Спроси любого: «Что ты делал сегодня?», он ответит: «Присутствовал на празднике совершеннолетия, был на сговоре или на свадьбе. Один просил меня подписать завещание, другой защищать его в суде, третий прийти на совет». Все это было нужно в тот день, когда ты этим был занят, но это же самое, если подумаешь, что занимался этим изо дня в день, покажется бессмыслицей, особенно если ты уедешь из города. И тогда вспомнишь: «сколько дней потратил я на пустяки!»

Письма, I, 9, 1–3 (124, с.11)

Я разговариваю только с собой и с книжками.

Письма, I, 9, 6 (124, с.11)

Лучше (...) ничем не заниматься, чем заниматься ничем.

Письма, I, 9, 7 (124, с.11)

Как о художнике, скульпторе, резчике может судить только мастер, так и мудреца может постичь только мудрец.

Письма, I, 10, 4 (124, с.12)

Неблагодарное дело услуга (...), если за нее требуют благодарности.

Письма, I, 13, 6 (124, с.15)

Нельзя ценить его труды ниже потому, что он наш современник. Если бы он славен был среди людей, которых мы никогда не видели, мы разыскивали бы не только его книги, но и его изображения, но он живет в наше время, он нам уже надоел, и слава его тускнеет. Неправильно и зло не восхищаться человеком, достойным восхищения, потому что тебе довелось его видеть, с ним разговаривать, его слышать.

Письма, I, 16, 7–9 (124, с.17)

(Будет) предательством (в судебной речи) бегло и кратко коснуться того, что следует втолковывать, вбивать, повторять. Для большинства в длинном рассуждении есть нечто внушительное, весомое; меч входит в тело не от удара, а более от нажима: так и слово в душу.

Письма, I, 20, 1–3 (124, с.18)

Как со всем хорошим, так и с хорошей речью: она тем лучше, чем длиннее.

Письма, I, 20, 4 (124, с.18)

Одна и та же речь может, правда, показаться хорошей, когда ее произносят, и плохой, когда ее читают, но невозможно, чтобы речь, хорошо написанная, оказалась плоха при слушании.

Письма, I, 20, 9 (124, с.19)

Каждому милы его собственные измышления, и если кто-то другой скажет то же самое, что он предполагал, то для него это уже сильнейший довод.

Письма, I, 20, 13 (124, с.19)

Как-то Регул, с которым мы защищали одно и то же дело, сказал мне: «по-твоему, надо исследовать все, относящееся к делу, а я сразу вижу, где горло, и за него и хватаю». Он, конечно, хватал то, на что нацелился, но в выборе цели ошибался часто. Ему (...) случалось принять за горло колено или пятку.

Письма, I, 20, 14–15 (124, с.19)

В плохой покупке всегда каешься, потому особенно, что это укор хозяину в его глупости.

Письма, I, 24, 2 (124, с.23)

Мнения ведь подсчитывают, не взвешивают. (...) В самом равенстве столько неравенства! Разум не у всех одинаков, а права одинаковы.

Письма, II, 12, 5 (124, с.33)

Старая слава молодую любит. Так уж устроено: если ты не добавишь к старым услугам новых, прежних как не бывало.

Письма, II, 4, 6 (124, с.44)

Как бы ни были обязаны тебе люди, если ты им откажешь в чем-нибудь одном, они только и запомнят, что этот отказ.

Письма, II, 4, 6 (124, с.44)

Ничто так не выделяет свет, как тени.

Письма, III, 13, 4 (124, с.54)

Люди больше ценят славу не великую, а широко разошедшуюся.

Письма, IV, 12, 7 (124, с.69)

Умный и тонкий читатель не должен сравнивать между собой произведения разных литературных видов, но, взвесив их в отдельности, не почитать худшим то, что в своем роде совершенство.