Не только нет возможности привести человека в глубокий покой, как они (стоики) мечтают, потому что он (человек) сам по себе всегда находится в волнении и движении; но если бы то и возможно было, неблагоразумно допустить это. (...) Лишить душу движения значит лишить ее жизни, которая есть движение, тогда как смерть есть покой.
«Божественные установления», VI, 17 (86, ч.2, с.56)
Тот не заслуживает хвалы, кто не делает того, чего не может сделать.
«Божественные установления», VI, 23 (86, ч.2, с.76)
* Бог сотворил человека, чтобы в мире было создание, способное ценить Его творения. Он создал мир для человека, а человека для Себя; вот почему человек имеет прямой стан и лицо, обращенное к небу.
«Божественные установления», VII, 5 (86, ч.2, с.99)
Нельзя познать добра и принять его, если мы не умеем познать зла и его отвергнуть.
«О гневе Божием», 13 (86, ч.2, с.242)
(Бог) оставляет зло в мире, но, оставляя его, дарует человеку мудрость (...). Когда отъемлется зло, то отъемлется и мудрость, и тогда у человека не останется никакой добродетели, потому что добродетель состоит единственно в том, чтобы одолевать и побеждать зло. Следовательно, эти философы (эпикурейцы), желая освободить нас от зла, лишают нас неоценимого сокровища мудрости.
«О гневе Божием», 13 (86, ч.2, с.244)
Покой принадлежит только сну и смерти. Самый даже сон есть не совершенный покой, потому что тут отдыхает одно только тело, а в душе представляются разные образы, и она находится в беспрерывном движении, тогда как тело восстановляет свои силы. Следовательно, одна смерть, собственно, есть вечный покой.
«О гневе Божием», 17 (86, ч.2, с.250)
Подобно тому как душа занимается истинными образами в течение дня, дабы тело не подверглось сну, так занимается она ложными мыслями ночью, дабы то же самое тело не пробудилось.
«О творчестве Божием», 18 (86, ч.2, с.313)
Максим Исповедник
Максим Исповедник (ок. 580–662), византийский богослов, монах, игумен, противник патриарха Константинопольского Сергия. В 653 г. был подвергнут урезанию языка и отсечению правой руки и сослан в страну лазов (близ Кавказа), где и скончался.
Любовь к Богу (...) не терпит ненависти к человеку.
«Четыре сотни глав о любви», I, 15 (52, с.271)
Удобнее грешить мыслью, нежели делом.
«Четыре сотни глав о любви», II, 72 (52, с.294)
Не примеряй себя к слабейшим из людей, а лучше расширяй себя в меру заповеди о любви. Примеряясь к людям, впадешь в пропасть высокомерия; а расширяя себя в меру любви, достигнешь высоты смиренномудрия.
«Четыре сотни глав о любви», III, 14 (52, с.302)
Тот любит всех человеков, кто не любит ничего человеческого.
«Четыре сотни глав о любви», III, 37 (52, с.306)
Тщеславию монаха свойственно тщеславиться добродетелью.
«Четыре сотни глав о любви», III, 84 (52, с.313)
Если злопамятствуешь на кого, молись о нем.
«Четыре сотни глав о любви», III, 90 (52, с.314)
Отрекшийся от вещей мирских, как то: жены, имения и проч., соделал монахом человека внешнего, а еще не внутреннего (...). Внешнего человека легко сделать монахом, (...) но не мал подвиг сделать монахом внутреннего человека.
«Четыре сотни глав о любви», IV, 50 (52, с.323)
Писание не отнимает у нас ничего, данного нам от Бога для употребления, но обуздывает неумеренность и исправляет безрассудность. То есть оно не запрещает ни есть, ни рождать детей, ни иметь деньги и правильно их расходовать; но запрещает чревоугодничать, прелюбодействовать и проч. Не запрещает даже и думать об этом, но запрещает думать страстно.
«Четыре сотни глав о любви», IV, 66 (52, с.325)
Старайся, сколько можешь, любить всякого человека. Если же (...) не можешь, то по крайней мере не ненавидь никого.
«Четыре сотни глав о любви», IV, 82 (52, с.328)
Всякого человека любить должно, упование же возлагать на одного Бога.
«Четыре сотни глав о любви», IV, 95 (52, с.329)
