Проза (...) труднее поэзии, ибо там есть известный твердо определенный (ритмический) закон, которому необходимо следовать, в речи же ничего не установлено наперед.

«Оратор», 58, 198 (174, с.374)

Сначала в уме намечается мысль, тотчас затем сбегаются слова, и ум с несравненной быстротой рассылает их на свои места, чтобы каждое откликалось со своего поста. Этот намеченный строй в разных случаях замыкается по-разному, но все слова – и начальные, и срединные – всегда должны равняться на концовку.

«Оратор», 59, 200 (174, с.374)

(О речи, не учитывающей требования ритма:) Уму этого достаточно, а слуху недостаточно.

«Оратор», 63, 215 (174, с.377)

Если ты возьмешь хорошо слаженное построение тщательного оратора и нарушишь его перестановкой слов – развалится вся фраза. (...) Малейшее перемещение слов, хотя бы слова оставались те же, превращает все в ничто, когда заменяет складность беспорядком.

«Оратор», 70, 233 (174, с.382)

Молнии блистали бы слабее, не будь они напряжены ритмом.

«Оратор», 70, 234 (174, с.383)

Изгнание страшно для тех, кто как бы огородил для себя место, где должно жить, но не для тех, кто считает весь мир единым градом.

«Парадоксы стоиков», II (167, с.460)

Если актер хотя бы чуть-чуть нарушит ритм в своих движениях или произнесет стих, ошибившись в краткости или долготе хотя бы одного слога, он будет освистан или ошикан, а в жизни, которая требует больше меры, чем любое движение, которая должна быть слаженнее любого стиха, ты полагаешь возможным допустить ошибку хотя бы в едином слоге?

«Парадоксы стоиков», III, 2 (167, с.463)

Хотя твое изложение (...) показалось мне несколько взъерошенным и непричесанным, но его украшает именно пренебрежение к украшениям, подобно тому как женщины кажутся хорошо пахнущими именно оттого, что они ничем не пахнут.

Письма к Аттику, II, 1, 1 (169, с.78)

Теперь ничто не пользуется таким признанием у народа, как ненависть к народным вождям.

Письма к Аттику, II, 20, 4 (169, с.130)

После того как Тираннион привел мои книги в порядок, мне кажется, что мое жилище получило разум.

Письма к Аттику, IV, 8, 2 (169, с.237)

Вершина всех зол – это победа в гражданской войне.

Письма к Аттику, IХ, 6, 3 (170, с.394)

Лучше погибнуть в отечестве, нежели повергнуть отечество, спасая его.

Письма к Аттику, IХ, 9, 2 (170, с.264)

* Тот, кто господствует на море, хозяин положения.

Письма к Аттику, Х, 8, 4 (170, с.305)

Долго бояться – большее зло, нежели то самое, чего боишься.

Письма к Аттику, Х, 14, 1 (170, с.321)

Несчастье склонно к обвинению.

Письма к Аттику, ХII, 41, 2 (171, с.140)

Я всегда полагал, что друзей (наших) недругов не надо преследовать, особенно друзей, стоящих ниже, и лишать самого себя этого оплота.

Письма к Аттику, ХIV, 13b (171, с.241)

Никогда не было ни поэта, ни оратора, который считал бы кого-нибудь лучше, чем он сам; это удел даже дурных.

Письма к Аттику, ХIV, 20, 3 (171, с.258)

Стыдливому человеку тяжело просить о чем-нибудь большом того, кого он считает в долгу у себя, чтобы не показалось, что того, чего он просит, он больше требует, чем испрашивает, и рассматривает скорее в качестве платы, чем благодеяния.

Письма к близким, II, 6, 1 (169, с.344)

Знаю я вас, великих защитников (т. е. адвокатов): тому, кто захочет воспользоваться вашей помощью, надо, по крайней мере, убить человека.

Письма к близким, II, 14 (170, с.77)

(О правлении Юлия Цезаря:) Говорить то, что думаешь, пожалуй, нельзя; молчать вполне дозволяется.

Письма к близким, IV, 9, 2 (171, с.25)