«Письма к Луцилию», 38, 1 (141, с.66)

Великая душа пренебрегает великим и предпочитает умеренное чрезмерному.

«Письма к Луцилию», 39, 4 (141, с.67)

Нет несчастнее зашедших так далеко, что прежде излишнее становится для них необходимым.

«Письма к Луцилию», 39, 6 (141, с.67)

Нет лекарства для того, у кого пороки стали нравами.

«Письма к Луцилию», 39, 6 (141, с.67)

В речах перед народом нет ни слова истины: их цель – взбудоражить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уносятся, не давая над собою подумать.

«Письма к Луцилию», 40, 4 (141, с.68)

Пусть оратор (...) говорит не быстрей и не больше, чем могут выдержать уши.

«Письма к Луцилию», 40, 8 (141, с.69)

Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы сравняться жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же.

«Письма к Луцилию», 42, 4 (141, с.72)

Мы считаем купленным лишь приобретенное за деньги, а на что тратим самих себя, то зовем даровым (...) Всякий ценит самого себя дешевле всего.

«Письма к Луцилию», 42, 7 (141, с.72)

Кто сохранил себя, тот ничего не потерял, но многим ли удается сохранить себя?

«Письма к Луцилию», 42, 10 (141, с.72)

Мы живем так, что внезапно увидеть нас – значит поймать с поличным.

«Письма к Луцилию», 43, 4 (141, с.73)

Все, если взглянуть на изначальное происхождение, ведут род от богов.

«Письма к Луцилию», 44, 1 (141, с.73)

За всеми нами одинаковое число поколений, происхожденье всякого лежит за пределами памяти.

«Письма к Луцилию», 44, 4 (141, с.74)

Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода. (Со ссылкой на Платона.)

«Письма к Луцилию», 44, 4 (141, с.74)

Одной молитвой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями.

«Письма к Луцилию», 45, 6 (141, с.75)

Жизнь любого занята завтрашним днем. (...) Люди не живут, а собираются жить.

«Письма к Луцилию», 45, 12–13 (141, с.76)

Мы лжем и без причин, по одной привычке.

«Письма к Луцилию», 46, 3 (141, с.77)

Обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше.

«Письма к Луцилию», 47, 11 (141, с.78)

Нет рабства позорнее добровольного.

«Письма к Луцилию», 47, 17 (141, с.79)

Любовь не уживается со страхом.

«Письма к Луцилию», 47, 18 (141, с.79)

Цари забывают, как сильны они сами и как слабы другие, и чуть что – распаляются гневом, словно от обиды. (...) Для того и нужна им обида, чтобы кому-нибудь повредить.

«Письма к Луцилию», 47, 20 (141, с.79)

Разве что-нибудь было не «совсем недавно»? Совсем недавно я был мальчиком и сидел у философа Сотиона, совсем недавно начал вести дела в суде, совсем недавно потерял к этому охоту, а там и силы. Безмерна скоротечность времени, и ясней всего это видно, когда оглядываешься назад. Взгляд, прикованный к настоящему, время обманывает, ускользая при своей быстроте легко и плавно. (...) Минувшее пребывает в одном месте, равно обозримое, единое и недвижное, и все падает в его глубину.

«Письма к Луцилию», 49, 2–3 (141, с.82)

Ты заблуждаешься, полагая, что только в морском плавании жизнь отделена от смерти тонкою преградой: повсюду грань между ними столь же ничтожна. Не везде смерть видна так близко, но везде она стоит так же близко.

«Письма к Луцилию», 49, 11 (141, с.83)