Те, кто готовил этот блистательный полет, поздравляют друг друга. Они уверены в том, что теперь начнется новая эра освоения космического пространства. Они пока не знают, что их ждет большое разочарование - скоро все работы в этом направлении прекратятся, и многое из того, что они создали, погибнет.
О том, когда в России вновь начнут заниматься многоразовыми системами, сейчас не знает никто. Безумно жалко.
Крутой поворот
В 1985 году в моей жизни произошли большие изменения. Случилось это совершенно неожиданно. Только что завершились наземные испытания станции «Мир», и мы начали подготовку к управлению ее полетом. В один из этих дней меня пригласили в Министерство высшего образования и совершенно неожиданно предложили занять должность ректора МВТУ имени Н.Э.Баумана - того самого вуза, в котором я когда-то учился, а последние несколько лет заведовал кафедрой. Работавший тогда ректором Г.А.Николаев был уже в преклонном возрасте и собирался оставить пост. Мне сказали, что в последние годы вуз стал излишне консервативным и хотелось бы вдохнуть в него новую жизнь.
Предложение меня озадачило. Если бы мне его сделали лет десять назад, я бы не задумываясь отказался. Но теперь ситуация изменилась. Перспектив для новых разработок стало меньше, и я уже не ощущал прежней определенности. Работа в большом вузе могла оказаться более содержательной. Я попросил несколько дней на раздумья и с этим ушел.
Главное, над чем я размышлял, - это может ли быть предложенная работа для меня более интересной, чем та, которой я занимаюсь. Работаешь с увлечением, когда создается что-то новое; когда есть сложная задача, которую очень хочется решить; когда в голове много планов и ты стараешься успеть как можно больше. Рутинное сопровождение консервативного учебного процесса меня не привлекало. С другой стороны, организация учебного процесса современного развивающегося вуза, в котором подготовка специалистов велась бы в неразрывной связи с передовыми исследованиями и инженерными разработками, могла бы стать вполне достойным делом. Я видел такие вузы за рубежом. Современно оснащенные, поддерживающие тесные связи с промышленными предприятиями, они решали научные и прикладные задачи на самом высоком техническом уровне. У нас похожих учебных заведений не было.
Первое, что пришло в голову, - попробовать создать отечественный вуз, в котором было бы, по возможности, применено все лучшее, что накоплено мировой практикой. Очевидно, что сделать это непросто. Потребуются огромные усилия. Проблем будет множество. Во-первых, внутри вуза. Я знал о многих случаях, когда пришедшие в вуз со стороны пытались изменить установившиеся там порядки и терпели фиаско. Во-вторых, вне стен вуза. Для создания хорошей материальной базы потребуются большие финансовые вложения. Без постановления правительства задачу не решить. Но сама идея мне казалась бесспорной. Я предполагал, что ее должны поддержать и в вузе, и в правительстве. Ведь только ориентируясь на передовой мировой уровень, можно подготовить высококлассных специалистов, а значит, не отстать от прогресса. К тому времени я уже имел опыт участия в подготовке правительственных решений и знал, что если предложение изложить в ясной привлекательной форме, да еще упомянуть о престиже страны, то шансы на успех есть. Но я все же колебался, стоит ли за все это браться. Слишком много аргументов против. Когда советовался с людьми, которые знали меня и были в курсе того, как организована жизнь в вузах, то слышал примерно одно и то же: «Идея правильная, но реализовать ее ты не сможешь. Все вузы очень консервативны, и у тебя не хватит сил на такие радикальные изменения». К сожалению, я эти предостережения недооценил. Не мог представить себе, насколько мощное сопротивление меня ожидало. Мне казалось, что если идея правильная, то она должна увлечь и победить чувство привычки.
На мое решение большое влияние оказала беседа с Георгием Аркадьевичем Арбатовым, который в то время руководил Институтом США и Канады. У нас были дружеские отношения, и я мог разговаривать с ним абсолютно откровенно. Арбатов - человек очень образованный, с большим жизненным опытом, много раз читал лекции в американских вузах, поэтому его совет был для меня особо ценным.
К моему удивлению, проблемы высшей школы Георгий Аркадьевич знал гораздо глубже, чем я предполагал. Тема беседы его увлекла. Он стал доставать из шкафа книги о высшей школе США и с сожалением рассказывать мне о том, как быстро растет разрыв в образовании между нами и американцами и какие губительные последствия это может иметь. Он воздержался от прямого совета, но заверил, что если я соглашусь, то он готов помочь в том, чтобы мое предложение о перестройке вуза попало на стол Горбачева - в то время фактического главы государства.
После этой беседы я решил взяться за новое для меня дело. Во время первой встречи с министром высшего образования Г.А.Ягодиным я поделился своими планами и спросил, не будет ли он возражать против подготовки правительственного решения по перестройке вуза. В ответ получил согласие.
Через несколько дней Ягодин представил меня Ученому совету МВТУ. Встреча была холодной. Меня там явно не ждали. Оказывается, на место прежнего ректора Московский городской комитет партии готовил другую кандидатуру - секретаря местного партийного комитета, которого в вузе хорошо знали и поддерживали. Предыдущий ректор согласовывал с ним все решения, поэтому от предстоящей кадровой перестановки никаких существенных изменений не ожидали. Непонятно, кто в этой ситуации отважился пригласить меня. Единственный выступающий от членов Ученого совета, обращаясь ко мне, высказал примерно следующую мысль: «Если будешь покладистым, у тебя может получиться». Так с глухого противостояния началось мое знакомство с коллективом, и отголоски этого настроения я чувствовал в течение пяти лет.
Разумеется, роль дутой фигуры меня не устраивала. Я пришел с определенными намерениями и отступать не собирался. Начал с посещения кафедр, пытался понять, чем они занимаются и в чем видят перспективы. В целом вуз жил бедно, пожалуй, даже хуже, чем тридцать лет назад, во время моей учебы. Похоже, большинство сотрудников привыкли к этой бедности и считали ее нормой. Очень обидно было, что в ведущем вузе страны, где столько талантливых ученых и преподавателей, нет нормальных условий для работы.
Учебный процесс был рассчитан на массовую подготовку «инженеров широкого профиля» - людей, обладающих фундаментальным и общеинженерным образованием, достаточным для того, чтобы в будущем стать специалистами. В послевоенные годы стране нужны были такие люди. Надо было восстанавливать промышленность, а для этого требовались инженерная эрудиция и широкий кругозор. Вопрос о том, в каком направлении специализироваться, решался уже на работе, в зависимости от сложившейся там ситуации. Но теперь промышленные предприятия и конструкторские бюро были заинтересованы получить полностью подготовленных специалистов, чтобы они могли без промедления включиться в рабочий процесс. Высшая школа должна была перестраиваться в соответствии с новыми требованиями. В МВТУ, наоборот, члены ректората и заведующие кафедрами гордились тем, что дают широкое техническое образование, а не специализированную подготовку, и считали это самым большим достоинством вуза. Мои попытки убедить их в том, что в сфере производства произошла переориентация на узкую специализацию и каждое направление требует своих особых знаний, особой квалификации, что при существующем подходе выпускники оказываются не готовыми к работе и часть функций вуза передается промышленности, результатов не давали.
Мои оппоненты против этого не возражали, но утверждали, что при том объеме знаний, который дает вуз, выпускники могут выполнять практически любую работу в своей области. Я чувствовал, что мы разговариваем на разных языках. Снова и снова рассказывал о том, что приходившие к нам на предприятие выпускники год, а то и два, учились для того, чтобы стать настоящими инженерами, а из многих инженеров так и не получалось. Пытался объяснить, что универсальных инженеров не бывает даже в рамках одного тематического подразделения. Молодые, казалось, соглашались и с интересом ожидали моих предложений, а преподаватели с многолетним стажем сразу занимали оборонительную позицию, и было видно, что им не нужны никакие изменения.
Для меня позиция тех, кто возражал, была легко объяснимой. Большинство из них никогда не работало