У главного стола было спокойнее. Все разбились на небольшие группы и о чем-то беседовали. Как только мы появились, нас вовлекли в это светское общение. Брежнев нам показался простым доброжелательным человеком. Он вел себя вполне естественно: выпил немного водки, разговаривал о каких-то делах с членами Политбюро, много шутил, рассказал нам о том, как он однажды прыгал с парашютом и как ему при этом было страшно.

В конце приема Леонид Ильич, как бы невзначай, сказал, что многие организации изъявили желание встретиться с нами и, чтобы эти встречи было легче организовать, нас просят пожить некоторое время на правительственной даче... Это означало, что домой мы пока не попадаем.

Сразу после приема нас вместе с женами отвезли на одну из дач на Воробьевых горах - в большой двухэтажный дом за каменным забором. Каждой семье выделили апартаменты. Внутри просторно; все отделано натуральным деревом; чувствуется, что дорого, но очень неуютно.

За ужином к нам присоединились четыре человека, которые должны были в эти дни отвечать за нашу безопасность. Они попросили обращаться к ним по любым вопросам, но без них никуда не выходить.

Мне очень хотелось повидать маму. Лариса сказала, что она выписалась из больницы и находится сейчас дома. Я спросил у своего сопровождающего Алексея Ивановича, можно ли к ней съездить. Реакция была мгновенной. Через несколько минут у подъезда стояла машина, и он зашел за мной с коробкой конфет и букетом цветов в руках. Чтобы не застать маму врасплох, я позвонил ей и предупредил, что сейчас приеду повидаться ненадолго и не один. Она, несказанно обрадовавшись, спросила:

– С Ларисой?

– Нет.

– А с кем?

– Со знакомым.

– С каким?

– Так надо.

Кажется, догадалась.

– А может, в другой раз?

– Потом я буду занят.

– Ну, заходи, если это удобно.

Мы пришли вдвоем. Дома были мама и дядя Юра - ее брат. Присутствие Алексея Ивановича явно всех стесняло, и разговора по душам не получилось. Но главное - повидались. Выпили по рюмке вина, по чашке чаю. Я сказал, что теперь объявлюсь дней через десять, и мы ушли.

Все последующие дни были заняты запланированными встречами. График не нарушался ни на минуту. За этим очень строго следили сопровождающие. Мы посетили все головные предприятия, принимавшие участие в подготовке полета. И всюду торжественные встречи, праздничная обстановка. Люди радовались успеху, вспоминали, сколько было вложено труда и сколько волнений пришлось пережить. Мы делились впечатлениями о полете, благодарили за самоотверженный труд.

Особенно запомнилась нам встреча на телевидении. Передача, посвященная полету, длилась более четырех часов; мы находились в студии еще дольше.

Все началось с того, что нас посадили за столы перед телекамерами и представили телезрителям. Позади телекамер стояло много народу с какими-то свертками в руках. Оказалось, что это люди, которые должны были нас поздравлять и дарить подарки. Они пришли заранее, и было заметно, что уже устали. Ожидавших начали по очереди запускать в кадр. Они произносили добрые слова, передавали нам свои подарки и уходили. Дарили все - конфеты и торты, футбольные мячи и кавказские бурки, картины и книги. На столе росла гора подарков, а поздравлявшим все не было конца. Мы испытывали чувство неловкости перед людьми, которые из-за нас так долго томились в этом жарком помещении. Да и роль сборщиков податей была весьма неприглядной.

Когда, наконец, «процедура» закончилась, нас пересадили в другую часть зала, обставленную, как кафе: круглые столики, на них - бутылки, имитирующие шампанское, и фрукты. Сидя за столиками, мы должны были делать вид, что смотрим концерт. Пока камера, направленная в нашу сторону, была выключена, нам приносили кипы открыток, книг, конвертов и просто кусочков бумаги для автографов, и мы расписывались. Потом вдруг все со столов исчезало, появлялся какой-то человек и громко объявлял: «Товарищи, теперь все внимание на меня. Я - Ансамбль песни и пляски Советской Армии. Вы смотрите, как я танцую, и не можете оторвать глаз, вы взволнованы...» Мы устремляли взгляды в его сторону и делали вид, что наблюдаем за чем-то чрезвычайно интересным. Мистификатор продолжал: «Вот, танец закончился, и вы бурно аплодируете!» И мы аплодировали, не видя никакого ансамбля и не зная, что исполнялось. Камера выключалась, и вновь появлялись открытки и книги. Так мы «посмотрели» цирковые номера, фрагменты балетов и что-то еще, чего я уже не помню. Передача закончилась в половине первого ночи. Мы попросили работников телевидения передать все «съедобные» подарки в детские сады и уехали.

Вернувшись на дачу, от жен узнали, что концерт был хороший. Они не сразу поверили, что мы его не видели.

Парадная жизнь закончилась. Несомненно, она очень почетна, но, должен признаться, и очень утомительна. Находиться целый день в центре внимания, на каждой встрече выступать так, как будто ты это делаешь впервые, постоянно демонстрировать радость - от всего этого безумно устаешь. Главное, о чем мы мечтали в эти дни, - оказаться в тихом малолюдном месте, где на нас не будут обращать внимания... И мы с Женей и Светой Хруновыми уехали в Среднюю Азию, в горы, кататься на лыжах.

Отдых в горах оказался непродолжительным. Через несколько дней после нашего приезда в районе лагеря начали сходить лавины, и нас совершенно неожиданно вместе с другими отдыхающими ночью на военных машинах вывезли в Алма-Ату.

Остаток той ночи мы провели в гостинице, не понимая, что делать дальше. Но судьба оказалась к нам благосклонной. Утром приехал сотрудник Центрального Комитета Коммунистической партии Казахстана и сообщил, что с нами хочет встретиться Первый секретарь Динмухамед Ахмедович Кунаев. Машины за нами уже посланы. Кунаев был, по существу, руководителем республики и своим приглашением оказал нам большую честь. Конечно, мы поехали.

Встреча была очень радушной. Кунаев угостил нас чаем, спросил о самочувствии, рассказал в общих чертах о делах в республике, а потом предложил остаться на несколько дней в Алма-Ате, осмотреть город и его окрестности, походить по музеям, театрам. Заодно сказал, что очень многие жители хотели бы нас увидеть, и просил не отказываться от встреч с ними. Нам интересно было посмотреть незнакомый город, и мы с благодарностью приняли предложение. Кунаев выделил нам машину и назначил сопровождающего.

И почти тут же мы попали во власть Ее Величества Программы. Все уже было подготовлено и очень хорошо организовано. Каждый день расписан по минутам. Прогулки по улицам, посещения музеев и театров сочетались с множеством встреч. Я не знаю, что впечатляло больше: национальное искусство или многолюдные митинги. И то и другое навсегда осталось в памяти. Встреч было много. Мы посетили десятки разных организаций, и всюду собирались полные залы народа. Удивляло то, насколько внимательно везде следили за космическими программами, интересовались всем, что с ними связано, гордились успехами своей страны. Мы с Женей каждый раз рассказывали о полете и отвечали на вопросы, и почти всегда не хватало времени, чтобы ответить всем. Даже на обедах и ужинах местные ждали от нас интересных рассказов. В то время и партийные, и хозяйственные руководители стремились воспитывать в людях чувство патриотизма. Наша поездка тоже использовалась в этих целях. Нас это не огорчало - цель казалась благородной, и ради нее мы старались, как могли.

Путешествие в целом нам очень понравилось, и к его завершению уже не было ни малейшего сожаления о том, что нам не удалось провести отпуск в горах. Мы полностью сняли с себя напряжение космического полета, получили много новых впечатлений. Теперь можно было возвращаться в Москву и приступать к работе. Но наши планы неожиданно изменило приглашение Первого секретаря Центрального