– Стошнило? Ах, как нехорошо!..

Тучный доктор Тагава согласно кивал головой. Он был в теплом пальто, его жена – в шерстяном костюме и меховой шапке, надвинутой до бровей. Изящная и стройная Йоко вполне могла сойти за их дочь.

– Не хотите ли прогуляться с нами? – предложил Тагава.

– Вам полезно размяться, немножко разгоните кровь, – добавила его супруга.

Пришлось принять приглашение. Йоко с тоской прислушивалась к стуку их каблуков и шарканью собственных комнатных туфель. Пароход по-прежнему сильно качало; нужно было все время удерживать равновесие, и Йоко с трудом подавляла досаду.

Доктор Тагава пытался использовать каждую паузу в разговоре с женой для того, чтобы вовлечь Йоко в беседу, но госпожа Тагава всякий раз спешила ответить за нее и тем самым лишить ее возможности сказать что-нибудь. Разговор не клеился, но Йоко это радовало, но крайней мере она могла подумать о своих делах.

Словно забыв о ней, супруги Тагава болтали о разных пустяках. В том состоянии душевного напряжения, в котором находилась Йоко, ее не интересовала их бессмысленная болтовня, она скорее раздражала, так как мешала сосредоточиться на своих мыслях. Но вдруг Йоко уловила слово «ревизор», произнесенное госпожой Тагава, и ей показалось, будто она наступила на иголку. Она стала прислушиваться к дальнейшему разговору со смутным беспокойством, которое никак не могла подавить в себе.

– Он, видно, человек бывалый, – промолвила госпожа Тагава.

– Пожалуй, да, – согласился муж.

– Говорят, мастер играть в рулетку.

– В самом деле?

Супруги умолкли. Йоко вся обратилась в слух, надеясь услышать еще что-нибудь о ревизоре, но они, по-видимому, не собирались больше говорить о нем, и Йоко, разочарованная, вернулась к своим мыслям. Однако после длительной паузы госпожа Тагава опять заговорила о Курати:

– Так неприятно сидеть рядом с ним за столом.

– Что же, тогда попроси госпожу Сацуки поменяться с тобой местами.

Йоко пыталась в темноте разглядеть лицо госпожи Тагава, которая в это время шутливо возразила мужу:

– Но супругам не полагается сидеть за столом рядом. Не правда ли, Сацуки-сан?

Она, смеясь, повернулась к Йоко, хотя ничуть не интересовалась ее мнением. И вдруг, будто только сейчас вспомнив о своей спутнице, госпожа Тагава начала обиняками выспрашивать подробности ее прежней жизни. Время от времени господин Тагава любезным тоном вставлял какое-нибудь слово или фразу. Йоко отвечала сдержанно, стараясь не слишком уклониться от истины, но постепенно вопросы стали касаться самых интимных вещей, и Йоко подумала, что госпожа Тагава лишена такта светской дамы, какой, по-видимому, себя считает. Собственно говоря, ничего обидного в этих вопросах не было, но Йоко воспринимала их почти как публичное оскорбление. С назойливым любопытством госпожа Тагава расспрашивала о мельчайших подробностях, касавшихся не только Йоко, но даже Кимура. Для чего это ей понадобилось? Порой старики находят некоторое утешение в том, что многословно и нудно рассказывают о далеком прошлом… Но Йоко не старуха. Она не станет ворошить прошлое, с которым решила покончить… Однако ответить Йоко не успела – Тагава посмотрел на часы: «Без десяти восемь, пора возвращаться в каюту». Спускаясь по трапу, госпожа Тагава, то ли не замечая состояния Йоко, то ли делая вид, что не замечает, вдруг осведомилась:

– А что, ревизор и к вам заглядывает?

Этот кажущийся невинным вопрос привел Йоко в ярость. Быть может, ответить колкостью? Йоко это умеет! Но она проговорила нарочито спокойно:

– Да нет, совсем не бывает, – сделав ударение на слове «совсем», чтобы вызвать у госпожи Тагава сомнения.

– Правда? – понизив голос, произнесла госпожа Тагава, все еще притворяясь, будто не понимает настроения Йоко. – А нас он навещает так часто, что это начинает меня стеснять.

«Напыщенная дура!» – хотелось крикнуть Йоко. С этой минуты в ней укрепилась враждебность к госпоже Тагава – а может быть, это была просто ревность? Если бы госпожа Тагава оглянулась сейчас на Йоко, она в страхе спряталась бы за спину супруга. Впрочем, Йоко успела бы молниеносно, как всегда, изобразить на лице радушие и приветливость. Йоко молча откланялась и ушла к себе в каюту.

Там было по-прежнему душно. Тошнота прошла, но лучше Йоко не стало. Швырнув боа на пол, она опустилась на диван.

Йоко не узнавала себя. Случалось, что у нее сдавали нервы и она места себе не находила, тогда она не выносила запахи, которых другие просто не замечали; ей казались нелепыми и оскорбляющими взор цвета одежды; все окружающие почему-то представлялись глупыми куклами; облака, тихо плывущие по небу, вызывали головокружение. Но такого, как сегодня, с ней никогда не бывало. Ей казалось, что даже нервы шумят, как деревья на ураганном ветру. Йоко с силой скрестила ноги, сжала пальцы правой руки в кулак и вонзила в него крепкие, как алмаз, зубы. По всему телу мелкими волнами пробегала дрожь, как при ознобе. Что это – от простуды или от жары? Йоко не могла понять. Она обвела взглядом каюту, заваленную вещами, с открытым чемоданом посередине. Раздражающий туман заволакивал глаза. Среди прочих вещей Йоко заметила визитную карточку ревизора, схватила ее, разорвала и бросила. Но это оказалось слишком легко, и, сверкая глазами, Йоко стала искать что-нибудь попрочнее, чем этот кусочек картона. Вдруг она заметила, что занавеска на двери не задернута. Словно ошпаренная – ведь ее могли увидеть в этом состоянии – Йоко вскочила с дивана. Ей даже померещилось, что за дверью мелькнуло чье-то лицо. Тагава? Его жена? Нет, не может быть. Они ведь ушли к себе. Ревизор?..

Йоко похолодела, словно ее увидели голой. По телу пробежала дрожь. Не долго думая, она схватила валявшееся на полу боа, прижала его к груди, потом вытащила из чемодана шаль и выскочила из каюты.

Пароход качало, деревянные его части как-то особенно зловеще скрипели и скрежетали в ночной