До Замышляевки мы добрались на ступе, высадились за околицей деревни и прошли по спящим улочкам до дома Любавы.

— Странно,— заметил кот, проскальзывая во двор мимо незапертой калитки. — дома никого нет.

Несмотря на позднюю ночь, на двери избушки висел навесной замок. А колода дров, сложенная у крыльца, была рассыпана, словно хозяйка, в спешке покидая дом, споткнулась о них, да уже не было времени поправить.

Коля быстро взбежал на крыльцо, и я уже приготовилась, что он навалится плечом и выбьет дверь из косяка, но он взял замок двумя руками, что-то пошептал, и тот, тихо звякнув, открылся. Я с уважением и с завистью покосилась на парня — магия! Я уже стала забывать, как это делается.

Мы вошли в темные нетопленые сени и, спотыкаясь о домашнюю утварь, на ощупь добрели до горницы. Коля разыскал лучину, зажег. Тусклый огонек осветил комнату, я воровато огляделась, опасаясь, что из-за печи выскочит затаившаяся в засаде Любава и задаст нам жару или на лавке обнаружится ее бездыханное тело. Но чародейки в избе не было, ни живой, ни мертвой.

Запертые ставни играли нам на руку: можно было не опасаться что нас увидят со двора. Коля, светя себе лучиной, обходил горницу. Варфоломей, привлеченный мышиной возней, сунул нос за печку. Я подошла к столу, на котором были в беспорядке разбросаны сухие и свежие травы, и в задумчивости запустила пальцы в стебли. Куда ушла из дома чародейка на ночь глядя? Быть может, ставит очередную ловушку-паутину в лесу? Разворошив пучки трав, пальцы уткнулись в шершавый лист. Я уцепилась за его край и выудила из травы бересту. Та самая! На которой что-то угольком писала Любава, а от ее слов не осталось и следа!

— Коля,— позвала я,— погляди!

— Сейчас,— отозвался парень, громыхнув чем-то,— только воды выпью!

Я обернулась, береста выскользнула из пальцев. Коля уже зачерпнул воды в ковш и поднес к губам. Когда Любава набирала воду из колодца? Вчера, до того, как я плеснула в колодец ее фирменное зелье, или уже сегодня утром?

— НЕ ПЕЙ! — рявкнула я и, метнувшись к нему, выбила из рук ковш.

От неожиданности Коля выронил лучину из другой руки, отшатнулся, потерял равновесие, схватился, пытаясь удержаться, за край ведра и опрокинул его. Вода залила дощатый пол и погасила уроненную Колей лучину, не дав огню перекинуться на доски. Варфоломей с шипением запрыгнул на лавку и принялся яростно вылизываться. Коля тихо спросил:

— Вода была отравленная?

— Еще какая! — подтвердила я, чувствуя, как полыхают мои щеки в полной темноте. Не хватало мне еще собачьего взгляда нецаревича!

— Спасибо,— сказал Коля.

— На здоровье,— брякнула я.

Шлепая по полу мокрыми сапогами, Коля дошел до стола, нашел еще одну лучину, осветил горницу, случайно задел лежащую поверх трав бересту.

— Осторожно! — Я метнулась к столу прежде, чем Коля ее уронил, и бережно взяла в руки.

— Ты это мне хотела показать? — Коля с недоумением уставился на чистую бересту.— Я думал, там что-то написано!

— Понимаешь, какая штука...— начала объяснять я, но тут Коля потрясенно вытаращил глаза, и я увидела, как на бересте проступают непонятные письмена.

— Ничего себе! — присвистнул он.

Кот заинтересованно подтянулся к нам.

— Ты понимаешь, что тут написано? — нетерпеливо вскрикнула я.

Две пары глаз в изумлении вытаращились на меня:

— А ты разве не умеешь читать?

Наверное, я покраснела как свекла. Хорошо, что лучина светит тускло и в горнице темно.

— По-старославянски — нет,— вынуждена была признаться я.

Коля с еще большим удивлением посмотрел на меня, но от комментариев воздержался и перевел смысл строчки, проявившейся на бересте:

— Это вопрос «ты здесь?»,— и добавил, недоуменно нахмурив брови: — И что теперь?

— Я знаю, знаю! — Я кинулась к столу, смела в сторону травы, отыскала уголек, сунула ему в руку.— Пиши ответ «да».

Коля недоверчиво глянул на меня, но подчинился. Положил бересту на стол, склонился над ней и вывел угольком славянские письмена строчкой ниже под вопросом. В тот же миг буквы на бересте исчезли, словно стертые невидимым курсором, и на их месте возникли другие.

— Переводи! — Я ткнула в бок задумавшегося над строчкой Колю.

— Тут спрашивают,— опомнился он,— все ли готово для последнего обряда. Для какого обряда? — Он наморщил лоб.

— Спроси когда,— велела я.

Коля, по-прежнему недоумевая, послушно вывел на бересте вопрос.

Строки снова исчезли, мгновением позже проявился ответ.

— «Уже скоро,— прочитал Коля.— Сейчас мне, как никогда, нужна твоя помощь. Задействуй все свои силы».— Он поднял глаза.— И что это значит?

— А ты как думаешь? — тихо спросила я.— Любава — просто исполнитель. Кто-то поручил ей погубить лес и реки, выпив из них жизнь, и сейчас интересуется, все ли готово для того, чтобы довести дело до конца.

— Он нас видит? — напрягся Коля.

— Нет,— успокоила я, прикинув, что для видеосвязи неизвестный воспользовался бы волшебным блюдечком, а береста служит только для переписки.— Но мы должны его увидеть. Чтобы остановить.

Коля, сжав губы, кивнул.

— Пиши,— велела я,— что возникли неприятности. Нужно встретиться на заре в лесу...— Я запнулась, припоминая какое-нибудь приметное местечко неподалеку от деревни. Перед глазами встала высохшая липа и безутешный Леший, обнимающий ее.— У засохшей липы,— продиктовала я.

Если и Леший туда подоспеет, у нас будет одним союзником больше. Возможно, вид врага, разрушившего его лес и погубившего любимицу липу, придаст Лешему сил.

— А найдет? — отложив уголек, с сомнением спросил Коля.

— А мы с собой бересту возьмем. Заблудится — укажем путь-дорогу.

На бересте вновь возникла новая надпись, и мы склонились над столом, ударившись лбами.

— Где Любава? — хором прочитали мы.

— Ты же не умеешь читать? — удивился Коля.

— Да тут все понятно,— сама себе удивилась я, разглаживая край бересты, и вздрогнула.— Ты понимаешь, что у нас спрашивают? Тот, кто пишет, догадался, что отвечает не Любава!