хавронье. За спиной душераздирающе чавкнуло, в руке заметно полегчало.

Кузькина мать, вздрогнув, разогнулась и с подозрением уставилась на меня. Я пару раз жевнула и облизнулась.

— Свеколка у вас — объедение!

— Ты уже всю съела? — поразилась она.

Вместо ответа я вынула руку из-за спины и продемонстрировала все, что осталось от щедрого угощения,— ботву.

— Однако,— протянула баба,— горазда же ты поесть...— Но, спохватившись, продолжила играть роль гостеприимной хозяйки и любезно предложила: — Еще хочешь?

— Спасибо,— поспешно отказалась я.— Наелась досыта.

Ответ мой Кузькину мать успокоил, и она снова вернулась к прерванному допросу:

— Батя-то твой чем промышляет?

Так и подмывало ответить «разбоем и грабежом», но я постаралась соблюсти любезность и сказала:

— Ремонтом.

— Чем? — Собеседница вылупила глаза.

Я, быстро поправившись, постаралась перевести на доступный ей язык:

— Починкой домов.

— Вот радость-то, Аннушка! — возликовала Кузькина мать и затараторила: — Нам как раз рабочие руки нужны. Изба обветшала совсем. Крышу и полы перестелить надобно, окна законопатить, ставни поменять, печь укрепить, крыльцо справить. Кузьма один не справляется.— Она с надеждой уставилась на меня.

— Да, дел невпроворот,— посочувствовала я, не распознав ее коварного маневра.— Без мастера не обойтись.

Кузькина мать с радостным воплем сжала меня в своих кисломолочных объятиях.

— Аннушка! Я так и знала, что твой батя нам поможет.

— Мой батя?!

Воображение мигом нарисовало, как папа, работающий прорабом, подгоняет к забору Кузиного дома «газельку» со стройматериалами и начинает выгружать паркетную доску, виниловые обои с подсолнухами, потолочную лепнину, пластиковые стеновые панели. Бригада рабочих, вооружившись новейшими инструментами, приступает к работе. Окна меняют на стеклопакеты, печь — на камин, при входе ставят стальную дверь, на крыше закрепляют спутниковую тарелку. На полы стелют паркет, стены оклеивают обоями, потолок украшают лепниной. Евроизба готова. Но это еще не все. На заднем дворе сантехник пыхтит в деревянном скворечнике, устанавливая сияющий белоснежный унитаз. Принимай работу, хозяйка!

— Так что,— Кузькина мать клещом впилась мне в локоть,— сделает?

— Сделает-сделает,— пообещала я, лишь бы назойливая тетка отвязалась.

— Да и как не сделать,— успокоившись, расплылась в улыбке та,— для дочурки же расстарается.

— В смысле? — не поняла я.

— А как же?! — удивилась Кузькина мать.— Одной же семьей жить станем.

— С кем? — дрогнула я.

— Ты с Кузьмой да мы с дочами,— просветила меня предприимчивая мама Кузи.— В тесноте, да не в обиде.

— Как это? — Я опешила.— Я — с Кузьмой?!

— Как-как! — всплеснула руками та.— Как все добрые люди! Ясное дело, сперва сватов зашлем...

— Тили-тили тесто! — взвыли за забором Кузькины сестрицы.— Жених и невеста!

— …приданое выторгуем,— продолжила мечтать их мама, — потом свадебку сыграем, всей деревней погуляем.

— А Кузьма как, не против? — отмерла я, озираясь по сторонам.

Где же этого дурня носит, пока за него дочку Ба6ЫI-яги сватают? А, ну да, мама жене в курсе моего происхождения, с точки зрения Кузьмы, потому такая каша и заварилась...

— Да что ты, Аннушка! — Будущая свекровь всплеснула руками и горячо заверила; — Он в тебе души не чает! Только о тебе и толкует. Люба ты ему, уж поверь моему материнскому чутью.

— А я слышала, он по Фросе сохнет,— возразила я.

Кузина мать скривилась, словно проглотила ложку дегтя.

— Враки! Фрося ему не пара.

— А я? — И дернул же меня черт за язык!

— То ли дело ты,— залебезила баба,— красавица моя, умница, помощница!

— Кто помощница? — Я поперхнулась комплиментом.

— Уж мы-то с тобой заживем полюбовно! — Она мечтательно закатила глаза.— Ты не слушай, что говорят, будто две хозяйки в одной избе не уживутся. Я тебе все уступлю — и стряпню, и стирку, и прядение, и хозяйство, и огород. Делай сама, как твоей душеньке угодно!

Я восхитилась наглости тетки: открыто сообщать будущей невестке, что навесит на нее все заботы по хозяйству, и при этом выставлять себя обделенной не всякому дано. Вот повезет кому-то со свекровушкой!

— Лишь бы вам с Кузенькой жилось справно,— продолжила распинаться баба.— А мы уж с дочками потеснимся, а мы уж как-нибудь привыкнем...

Только сейчас до меня дошло, с какой целью мне показывали огород и хозяйство. Так сказать, сразу вводили будущую рабу в курс дела, и указывали объем работ. И свеклой не так просто угостили: это была проверка на неприхотливость в еде и прожорливость. Оба теста я, на свою беду, сдала на «отлично». Так что теперь придется изрядно постараться, чтобы расстроить матримониальные планы Кузиной мамы. Ее, конечно, понять можно. Дочки еще не доросли, чтобы стать полноправными помощницами, работы полно и по дому, и по хозяйству. Поэтому женщина ждет не дождется, когда старший сын женится и приведет в дом работницу. Атак как Кузьма целыми днями слоняется по полям, по лесам в поисках подвигов и обзаводиться супругой не спешит, его мать решила взять инициативу в свои руки.

— Кузьма-то у меня парень видный, ладный,— бубнила баба.— Любая девица за него замуж пойти будет рада. Повезло тебе, дочура!

— Тили-тили тесто! — взвыли за забором Кузькины сестрицы.— Жених и невеста!

— Что тут происходит? — недоуменно спросил Кузьма, в входя на двор.

— Твоя мама почти уговорила меня выйти за тебя замуж! — обрадовала его я.

— Мама! — Парень посерел и чуть не выронил из рук кувшин со сметаной. Знала бы мать, что сватает его за дочь Бабы-яги! Но, давши слово, держись, и Кузьма не выдал моего секрета...

— Сынок! — Баба чуть не прослезилась от умиления… — Мы с Аннушкой так подружились. Осталось только о свадьбе договориться!

— Вот и ладушки! — отмер Кузя и, подойдя к матери, вручил ей кувшин. Та с любопытством сунула нос и недовольно надулась:

— Что так мало? Вечно Петровна жадничает.

— Неси-неси в дом,— поторопил ее Кузьма.

— Пойдем, Аннушка! Баба приглашающе махнула огрубелой рукой.

— Мы с Аннушкой огурчиков пока наберем! — отмазал меня «жених».

И, дождавшись, пока мамаша с дочками скроется в избе, мы сиганули за ворота.