предприниматели один за другим создают фирмы и выходят на рынок со свежими идеями в надежде задать жару старожилам. (Если это конкурентная отрасль, прибылей хватает лишь на то, чтобы заплатить работникам и убедить предпринимателей, что банковский депозит принесёт им меньший доход.) Конкуренция опустит цену кофе до уровня «предельных затрат», т.е. затрат, которые понесёт кофейня при изготовлении ещё одного капучино, а затраты эти, как мы помним, составляют чуть меньше доллара. На рынке с совершенной конкуренцией цена кофе будет равна предельным затратам. Если цена упадёт, фирмы станут покидать рынок, пока цена не подрастёт. Если цена вырастет, на рынок ринутся новые фирмы, а старые начнут расширять производство, пока цена не упадёт. Неожиданно цена стала сообщать не расплывчатую информацию («этот кофе ценится покупателем в 92 цента или дороже, и стоит продавцу 92 цента или меньше»), а чистую правду («этот кофе обходится кофейне точно в 92 цента»).
Представим, что в других отраслях конкуренция тоже совершенна, то есть цена каждого товара равна предельным затратам на его производство. Каждый товар связан со всеми другими сверхсложной сетью цен, так что когда где-нибудь в экономике что-то меняется (в Бразилии грянули морозы, а в США народ сходит с ума по «айподам»), всё остальное тоже меняется — может, неуловимо, а может, и значительно. Так, морозы в Бразилии попортят урожай кофе и уменьшат объём его мировых поставок. Цена, которую теперь вынуждены платить за кофе обжарщики, поднимется до уровня, при котором падение потребления компенсирует дефицит поставок. Спрос на товары-заменители вроде чая немного вырастет, что приведёт к росту цен на них и увеличению поставок. Спрос на сопутствующие товары вроде сливок немного упадёт. Фермеры в Кении обрадуются возросшим прибылям и примутся вкладывать средства в алюминиевые крыши для своих домов; цена на алюминий подрастёт, и некоторые фермеры решат подождать с покупкой. Значит, вырастет спрос на банковские депозиты и ячейки в банковских хранилищах, хотя для несчастных бразильских фермеров с их помёрзшим урожаем, пожалуй, всё будет наоборот. Суперкомпьютер свободного рынка обсчитывает правдивые сведения о спросе и затратах и подвигает людей реагировать поразительно сложным образом.
Возможно, всё это выглядит как нелепый гипотетический сценарий? Но экономисты умеют отслеживать такие эффекты и действительно их отслеживают: когда в Бразилии ударяют морозы, цены на кофе и вправду растут, кенийские фермеры покупают алюминиевую кровлю, цены на алюминий поднимаются, и фермеры действительно откладывают ремонт, чтобы не переплатить. Даже если рынки не идеальны, они способны сообщать невероятно сложную информацию.
У правительств — да и вообще любых организаций — есть проблемы с обработкой столь сложной информации. В Танзании кофе производится не в условиях свободного рынка, и именно правительство, а не фермеры, получает сверхприбыли от высоких цен на него. Как показывает жизнь, правительства не умеют тратить деньги с умом; они щедрой рукой и без всякого на то основания повышают жалованье госслужащих, не сознавая, что скачок цен — явление временное.
Чтобы понять, как рынкам удаётся так ловко обрабатывать сложную информацию, сперва поразмыслим о потребителе. Мы знаем, что он не станет покупать капучино, если только не ценит его выше, чем
Где-то другие люди, конечно же, тратят деньги не на кофе, а на билеты в кино, проезд в автобусе, нижнее бельё. А есть и такие, что предпочитают не тратить деньги, а класть их в банк. Все эти соперничающие запросы влекут определённую реакцию производителей. Если люди хотят компьютеры, производители строят фабрики, нанимают рабочих, покупают пластик и металл, которые вместо каких-либо других нужд идут на производство компьютеров. Если вместо нижнего белья нам захочется больше кофе, тогда больше земли будет отведено под кофе и меньше — под другие нужды: парки, жильё, выращивание табака. На место магазинов нижнего белья придут кофейни. Разумеется, начинающие компании будут занимать деньги в банках, и процентные ставки будут расти или снижаться в зависимости от соотношения между теми, кто хочет положить деньги в банк, и теми, кто хочет взять взаймы. Процентная ставка — та же цена: столько стоит возможность совершить траты сегодня, а не в будущем году. (Вы, возможно, думали, что процентные ставки устанавливаются главами центробанков вроде Алана Гринспена[8] из Федерального резервного банка или Мервина Кинга [9]. На самом деле Гринспен и Кинг возглавляют комитеты, которые устанавливают номинальные процентные ставки. Реальную ставку, с учётом инфляции, определяет рынок в ответ на действия центробанков.)
Изменения на этом не кончаются. Волны расходятся дальше по системе. Они на огромной скорости проносятся по одним отраслям экономики и вызывают медленные, но фундаментальные сейсмические сдвиги в других, таких как образование и высокие технологии. Например, если для производства компьютеров не хватает квалифицированных специалистов, компаниям вроде Dell и Compaq[10] придётся обучить новых людей или повысить зарплаты, чтобы переманить кадры у других производителей, таких как Apple и Gateway. С ростом заработков квалифицированных работников люди увидят, что время и деньги, потраченные на колледж, стоят того. Заинтересованность компаний в производстве более дешёвых или качественных компьютеров даст толчок развитию исследовательских лабораторий и технических вузов. Более высокий спрос на пластмассы поднимет цену на сырьё — сырую нефть — что в свою очередь подтолкнёт тех, кто использует нефть в качестве топлива, к переходу на дешёвые заменители или инвестициям в энергосберегающие технологии. И так далее. Одни последствия будут крошечными, другие — колоссальных масштабов. Одни проявятся тотчас, другие — через десятки лет. Но в правдивом мире — мире совершенных рынков — каждое действие имеет последствия. Каков результат работы множества рынков, работающих в условиях совершенной конкуренции и взаимосвязанных по описанной модели?
Фирмы делают всё, как надо. Всякая компания, которая тратит ресурсы попусту — производит больше, чем нужно, или применяет неподходящую технологию, — покинет рынок. Все товары производятся самым эффективным образом.
Фирмы делают то, что нужно. Цена товара равняется стоимости его изготовления. Цена также отражает условия, на которых потребители выбирают между двумя вариантами. (Две чашки обычного кофе стоят столько же, сколько одна по-датски; что вы предпочтёте?) Цена находится на прямой линии между себестоимостью и предпочтениями потребителей.
Всё делается в нужном количестве. Если выращивается слишком много кофе, производители снижают цены; если слишком мало — цены растут. В обоих случаях ситуация исправляется сама собой. На конкурентном рынке цена равняется издержкам. Ни у кого нет стимулов производить меньше (упускать прибыльные продажи) или больше (выпускать товары, стоимость которых выше, чем кто-либо готов платить). Это правило конкуренции — цена = издержки = ценность для потребителя — обеспечивает эффективность.
Вещи достаются тем, ному следует. Товары покупают только те люди, что готовы платить соответствующую цену. Допустим, я отниму капучино у Акселя и отдам Бобу. В правдивом мире это расточительство. Аксель был готов платить за кофе, а Боб — нет; значит, Аксель ценит кофе больше Боба, и проведённая мной конфискация нерациональна. Заметьте, что я здесь приравниваю понятия «правильно» и «рационально». Мы исследуем это допущение и усомнимся в нём в ближайшее время.
Итак, если нужные вещи производятся как надо, в нужном количестве и попадают к людям, которые ценят их больше других, эффективности расти уже некуда. Другими словами,
