собралась толпа – человек шестьдесят или семьдесят. Значит, подадут «домашнее белое» с собственных виноградников Анри, а оно, как известно, просто отрава. В-третьих, она сегодня потрясающе выглядит, покрытая свежим зимним загаром и в белом платье от Валентино – небольшом лоскутке белого джерси, соблазнительно сползающем с золотистого плеча и весьма откровенно облегающем ее аккуратный задик. Бросив взгляд на свое отражение в огромном зеркале, Олимпи поняла, что сегодня она здесь – одна из самых эффектных женщин; зимой белое всегда смотрится потрясно, особенно с ее огромными серыми глазами и чуть рыжеватыми светлыми волосами. Она выглядела, решила она, улыбаясь своему отражению, красивой, интересной и дорогой. Разумеется, Барбара Дюмон тоже смотрелась неплохо, но всем было известно, что она только что сделала подтяжку, на лице ее не было ни морщиночки, а ведь ей уже, по крайней мере, сорок два. Олимпи быстро осмотрела свое лицо, нет, слава Богу, в свои тридцать пять она все еще – что надо! Подтяжку надо делать в сорок – самое время, и у нее есть еще время в запасе. Тем не менее, жаль, что ей уже не двадцать шесть и что ее лицо – и тело – безупречны не навсегда. Здесь намечалась четвертая причина того, что сегодня ей очень нравилось у Анри. Тут присутствовали по крайней мере два человека, два мужчины, которые сейчас очень ее интересовали, хотя и по различным причинам.

Бендор Грюнвальд обладал титулом – правда, это был какой-то непонятный титул, но зато очень старый, и к нему обращались «принц». К тому же, он был ужасно богат и в данный момент проявлял к ней повышенный интерес, а она пока держала его на некоторой дистанции. Бендор был известен всюду, где собирались интересные люди, и его репутация плейбоя тянулась за ним уже лет тридцать, с тех пор, как он выскользнул из-под гнета своей немецкой семьи в качестве наследника огромной фамильной промышленной империи. Он действительно сильно интересовался ею, она в этом не сомневалась. Ему уже было сильно за сорок, следовательно, пора уже подумывать о женитьбе. Наступила пора продолжать династию – каждый мужчина пятидесяти лет мечтает иметь сына.

Затем, разумеется, Хьюго Рересби, самый сексуальный мужчина из тех, кого она встречала за последний год. Глядя на него, это, конечно, трудно сказать, подумала она. У англичан ужасно обманчивая внешность – с их здоровым румянцем, смиренным взглядом голубых глаз и манерами воспитанных школьников. Лишь в кровати начинаешь понимать, чего они действительно стоят!

Хьюго поймал ее взгляд и помахал ей с другого конца комнаты. Олимпи раздумывала, стоило ли ей подойти к нему или же подождать, пока он сам подойдет. Она быстро огляделась вокруг, чтобы узнать, здесь ли его жена. Нет, сегодня он без нее. Отлично!

Ей очень нравилась эта комната – большие плиты черно-белого мрамора, на котором нарядные гости смотрелись как причудливые точеные фигурки на шахматной доске великана.

– Олимпи!

Она повернулась, услышав свое имя. Это был Анри, который выглядел несколько «голубовато» в шелковой светлой рубашке и кожаных, заправленных в ковбойские сапоги штанах.

– Только не говори, что ты пришла одна, сказал он ей, целуя ее. – Всем известно, что у твоей двери стоит целая очередь мужчин, стремящихся разделить твое одиночество – мне только жаль, что они стоят у твоих, а не у моих дверей!

Олимпи взяла его под руку и прошлась с ним через зал; из дискотеки, расположенной в подвале, раздавались ритмичные звуки.

– Я одна, – подтвердила она. – Пока.

– Все ясно, – улыбнулся Анри. – Скажи мне… который из них: Бендор или Хьюго?

– Все зависит от того, какое у меня сегодня будет настроение… каковы мои тайные желания, – с улыбкой произнесла она.

– Твои тайные желания мне известны – это хороший бифштекс и клубника, – ответил Анри, увлекая ее в столовую и подводя к буфетной стойке, уставленной всевозможными блюдами. – В глубине души ты простая и славная девушка, Олимпи.

– Ну почему кроме тебя этого никто не замечает, Анри? Я действительно очень простая девушка. Больше всего на свете люблю вкусно поесть, попить, поваляться на солнце, потанцевать и позаниматься любовью. За этим экзотическим фасадом прячется типичная представительница буржуазии.

Бендор, увидевший ее с другого конца комнаты, вдруг оказался рядом с ней.

– Не разрушай моих иллюзий, Олимпи, – сказал он. – Я охочусь совсем за другой женщиной, очень экзотичной, которая питается лишь свежим воздухом и лепестками роз.

– Можешь мне поверить, – сказал Анри, – на самом деле это лангет с жареной картошкой. Не понимаю только одного: как ей удается не растолстеть. Я бы на ее месте за один вечер набрал пару килограммов.

– Думаю, вот эта девушка наверняка питается лишь лепестками роз, – сказала Олимпи, указывая на Парис, стоявшую в дверях в зеленой норке. – Кто это, Анри?

– Представления не имею. – Анри сразу же оценил Парис. – Но мне ужасно нравится ее манто! – И он направился в ее сторону.

– Олимпи! – умоляюще воскликнул Бендор.

– Да?

– Ты не согласишься со мной поужинать – только ты и я? – Бендор хозяйским жестом взял ее за подбородок. – Если ты хочешь, будет лангет с жареной картошкой.

Олимпи задумалась. Ее матово-серые глаза в нерешительности устремились на него. Бендор наклонился к ней еще ниже. Рот ее вызывал у каждого мужчины желание целовать, даже кусать его… и, если они останутся вдвоем, он это и сделает. А затем он заставит ее ходить взад и вперед по комнате, как она ходила, когда была манекенщицей, потому что всем известно, что у Олимпи самая сексуальная походка.

Олимпи взяла с тарелки стрелку сельдерея. Ее крепкие белые зубы с решительным хрустом впились в сочную зелень, и этот звук вызвал дрожь у Вендора.

– Знаешь, – сказала она, откусывая еще кусочек, – существует лишь одно место, где бы мне действительно хотелось поужинать сегодня.

– И где же? Скажи мне, – настаивал Бендор.