гостиницу и, когда соберется народ, скажу, что ты меня напоил и пытался изнасиловать.
– Детка! – Москвич грустно улыбнулся. – Я только что выпивал с вашим прокурором и не думаю, что мне что-нибудь грозит.
– Очень даже грозит! – не сдавалась красотка. – У нас народ простой, необразованный, милицию дожидаться не станут, запросто могут морду начистить! Так что лучше соглашайся! – И она сбросила одеяло на пол, представив председателю жюри полную возможность ознакомиться с ее конкурсными достоинствами.
Тот с чисто профессиональным интересом оглядел девушку и рассудил, что, во-первых, в ее словах есть известная доля правды и провинциальная публика запросто может не разбираясь отлупить наглого москвича. А он очень не любил, когда его бьют. В его бурной молодости такое случалось слишком часто.
Во-вторых, он по достоинству оценил упорство и пробивные способности юной провинциалки, а также ее свежий вид, чистую кожу и хорошее телосложение и подумал, что она вполне может вписаться в столичный мир моды.
Все равно ему нужны свежие кадры, за ними он и отправился в провинцию, так почему бы не эта? Чем она хуже остальных провинциальных дебютанток?
– Пройдись немного по комнате, – попросил он дебютантку.
– Голой?
– Да мне без разницы – нужно взглянуть на твою походку. Вдруг ты хромаешь на обе ноги!
Короче, Лена заняла первое место на конкурсе.
Правда, владелец универмага был недоволен – он уже пообещал это место своей любовнице, но его сумели убедить.
Через несколько месяцев Лена уже работала в крупном московском агентстве под строгим присмотром несгибаемой Эльзы Михайловны. Лена вполне оправдала надежды своего крестного отца: она готова была работать днем и ночью, готова была по первому слову мчаться в любой конец Москвы, готова была выполнять любые, самые бессмысленные приказы руководства, лишь бы не вылететь из обоймы, не потерять работу. Потому что всегда знала, что в этом случае ее ждет возвращение в родной город. А этого она боялась больше смерти.
Теперь ей уже нечего было бояться. Возвращение в родной город ей не угрожало, разве что в закрытом гробу.
Тина вышла из лифта, шагнула к своей двери и снова остановилась, не доходя до порога.
– Черт! – выдохнула она в сердцах. – Черт, черт, черт! Чтоб оно все провалилось!
На коврике перед дверью опять лежала кукла.
Если первый раз она испытала настоящее потрясение, нервный шок, если второй раз всерьез испугалась – то теперь Тина почувствовала только злость и раздражение.
В этом, безусловно, не было ничего сверхъестественного.
Кто-то просто очень старается напугать ее, сломить ее волю. А она не сдастся так просто.
Кто-то? Нет, не просто кто-то случайный, а именно тот, кто убил Алису, потом Виктора Мухина, а теперь – Лену…
Тина наклонилась, брезгливо прикоснулась к кукле, подняла ее, поднесла к свету.
Это снова была кукла Барби – длинноногая красотка с пустыми круглыми глазами и немного вздернутым носом. Только волосы у нее были не такими светлыми, как первый раз. Они были того же темно-золотистого оттенка, как у Лены Сумягиной.
И платье… оно было того же странного цвета, как то платье, в котором мертвая Лена раскачивалась над застывшим от ужаса залом. Нелепое сочетание сиреневого и бирюзы, порождение извращенной фантазии начинающего дизайнера…
На шее куклы была затянута петля – кусок проволоки, точнее – кусок тонкого электрического провода. Почти такого же, какой послужил причиной Лениной смерти.
Что же это значит?
Это значит, во-первых, что смерть Лены – никакой не несчастный случай, а хладнокровное, тщательно спланированное убийство. Так же как и два первых.
И во-вторых, убийца не просто подготовил заранее смертельную ловушку, он присутствовал при самом убийстве, видел, во что была одета Лена…
Он был где-то совсем рядом, Тина наверняка не раз сталкивалась с ним лицом к лицу, может быть, даже разговаривала. И после того как погибла Лена, он не поленился приехать сюда, к ней домой, чтобы подбросить ей куклу.
Она почувствовала озноб.
Он совсем недавно был здесь, на этой площадке.
Если бы она не задержалась, если бы не заехала к дяде Бо, она могла встретиться с ним!..
Убийца ходит рядом с ней, наблюдает за ее поведением, он играет с ней, как кошка с мышкой, подбрасывает ей этих кукол, чтобы напугать, довести до отчаяния.
– Так вот фиг тебе! – проговорила Тина вслух, как будто он мог слышать ее. Он? А может быть, она?
Убийца вполне может быть женщиной…
Например, очень легко представить в этой роли Эльзу Михайловну с ее эсэсовскими замашками…
Хотя ей невыгодна смерть собственных манекенщиц. Еще немного – и она останется без кадров…
Тина, держа куклу на вытянутой руке, дошла до мусоропровода и бросила Барби в его открытую пасть.
Она уже вернулась к своей двери и достала ключи, как вдруг распахнулась дверь соседей.
На площадку вылетела Маша с пылающим от ярости лицом. В руке она держала что-то светлое и, кажется, живое.
– Мамочка, ну не надо! – Следом за матерью выскочила из квартиры маленькая Сашенька, вся в слезах, она цеплялась за Машины рукава и пыталась остановить ее. – Мамочка, ну пожалуйста! Не надо! Папа мне разрешил!
– С ним будет отдельный разговор! – Маша сделала шаг в сторону мусоропровода и взглядом наткнулась на Тину.
Будучи в крайней степени ярости, она тем не менее еще больше рассвирепела, лицо из красного стало багровым, волосы, всегда аккуратно причесанные, даже зализанные, теперь растрепались и торчали вверх, как витые проволочки.
– Ты… – зашипела Маша, – вечно под ногами путаешься, под дверью подслушиваешь…
Тина недоуменно подняла брови, но тут Сашенька, пользуясь заминкой, схватила мать за подол юбки и заревела в голос:
– Мама, не убивай Масяню!
Маша с трудом сделала шаг вперед, пытаясь отпихнуть дочку, что-то треснуло, и юбка вместе с Сашенькой сползла на пол. Маша инстинктивно схватилась руками за юбку и выпустила из рук что-то живое и пищащее, которое оказалось маленькой белой мышью. Ошалевшая от страха мышь шлепнулась на пол, перевернувшись в воздухе, ничего себе не повредила и бросилась наутек. Но мышь плохо сориентировалась в незнакомом месте да еще обалдела от криков и визга, поэтому, встретив по дороге Тинин сапог, она решила, что это самый краткий путь к спасению, мигом вскарабкалась по нему, потом по брюкам и застряла лапками в кашемировом свитере где-то на уровне Тининой талии.
Первым побуждением было заорать. Заорать истошно, со вкусом, с визгом и с переливами, закрыв глаза и топая ногами, ибо Тина, как всякая нормальная женщина, безумно боялась мышей. Конечно, хорошо бы еще вспрыгнуть куда-нибудь на шкаф или повиснуть на люстре, но такой поступок бывает эффективным, если мышь бегает по полу. А если она тут, рядом, вцепилась в одежду и не хочет уходить, остается только упасть в обморок от ужаса.
Тина без сил прислонилась к стене и на минутку закрыла глаза. Мышь сделала последнее усилие и перебралась повыше, так что когда Тина открыла глаза, она увидела мышь совсем рядом. Мышка оказалась очень симпатичной – выразительные глазки-бусинки и розовый носик. Она смешно поводила усиками и,
