еще в декабре 1920 года и в апреле 1921 года! Это уже был обыкновенный бред. Киев в эти месяцы жил относительно мирной жизнью, и киевляне даже успели к этому времени забыть 'шкуродера' Струка.

В июле 1920-го на Волыни струковцы были полностью окружены частями Башкирской советской дивизии. Загнанные в болота, они почти потеряли всякую надежду спасти жизнь. И все же ночью им удалось выскользнуть из окружения. Далее путь их лежал в 'свой район' – к Чернобылю.

Струк 'вспоминает' о том, что в конце лета 1920 года его отряды разгромили 9-ю, 25-ю, 47-ю (комдив Г. Котовский), 57-ю советские дивизии, захватили их вооружение и амуницию. Ничего подобного не было. В действительности, отряды Струка, преследуемые этими дивизиями, искали спасения в глухих лесах и болотах. Правда, струковцы совершили несколько налетов на Чернобыль и Горностайополь, но красноармейцы быстро отбивали эти маленькие местечки. В декабре 1920 года струковцы никак не могли захватить Киев и 'пробыть там шесть суток' (по воспоминаниям Струка). Ни один из исследованных мной источников не подтверждает этого. Напротив, отряды Струка зимой 1920/1921 года сократились до 300-400 всадников, да и они постоянно уворачивались от ударов 44-й Киевской советской дивизии и 1-й Киевской бригады.

В то же время имя Струка я обнаружил в числе имен членов объединенного Повстанкома, признавшего общее руководство Петлюры в конце 1920 года.

Но в 1921-1922 годах контактов с петлюровским командованием Струк не подчинялся командующему Северным повстанческим фронтом (петлюровцев) атаману Мордалевичу, штаб которого находился по соседству с 'базовым районом' Струка. Но в то же время документы фиксируют его политические связи с Савинковым и братьями-атаманами белорусского Полесья С. и Ю. Булах-Балаховичами[11].

В апреле – июне 1921 года Струк еще громил советские учреждения и еврейские местечки на Киевщине. Главными 'операциями' Струка тогда стали захваты речных пароходов, что курсировали по Днепру. Было захвачено более двадцати пароходов и столько же барж, буксиров, причем операции сопровождались зверским уничтожением пассажиров – евреев, коммунистов, красноармейцев. Сотни обезображенных трупов поглотили тогда воды Днепра…

Небольшой отряд Струка в 200-500 бойцов еще более года скрывался в лесах украинского Полесья. Определенную помощь оказал он армии Юрия Тютюнника, вышедшей в неудачный зимний поход с Волыни на Киев.

Последний раз 'банда Струка' упоминается в документах в октябре 1922 года в связи с погромом в Мартыновской волости, в ходе которого было убито 80 евреев. В эти месяцы банда состояла всего из 30-50 человек.

Куда делся потом атаман Струк? Рассказывают, что в ноябре 1922 года он подался в Польшу, сменил фамилию и род занятий. Исчез как бывший атаман и родился как скромный обыватель, чтобы прожить, затаившись, до 73 лет.

Струк стал уродливой гримасой крестьянской революции, кровавым демоном Полесья, молохом, что постоянно искал новые жертвы. Сколько тысяч жизней на его совести? Три? А может и все пять… Страшен был этот малограмотный атаман из 'медвежьего угла'. Страшен своей маниакальной кровожадностью и жаждой наживы. Пожалуй, как ни один из украинских 'неконтролируемых атаманов' Струк стремился уничтожать евреев. А уж своих 'хозяев' он менял постоянно. Поляки и англичане, петлюровцы и галичане, 'красные' и 'белые', савинковцы и гетманцы… Забыть бы его, не поминать к ночи, да совершенные им злодеяния даже в забвение его не отпускают. Таков он – атаман Струк антигерой освободительной войны украинского народа, персонификация предательства и жестокости.

Он начал свои показания словами: 'Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации Партии социалистов-революционеров, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа, во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках'.

О том, каким был путь, который привел обвиняемого 28 августа 1924 года в зал, где заседала Военная коллегия Верховного суда СССР, и рассказывается в этом очерке.

Борис Викторович Савинков родился в январе 1879 года в Харькове, в семье юриста – потомственного дворянина и писательницы-актрисы. Можно сказать, что свои таланты – писательский и конспиративный – Борис 'впитал с молоком матери'. От отца к нему перешла склонность к юриспруденции.

Детство Борис провел в Варшаве (большая часть Польши тогда входила в Российскую империю), где его отец стал судьей. В год окончания Первой гимназии Борис Савинков привлекается к расследованию по поводу 'беспорядков' в связи с открытием в Варшаве памятника М. Муравьеву-'вешателю' – усмирителю польского восстания. На год Савинков был передан под гласный надзор полиции. Так началась 'взрослая жизнь' сына товарища прокурора военного суда.

Поступив в 1897 году в Петербургский университет на юридический факультет, в девятнадцать лет Борис принял участие в студенческих беспорядках, был отчислен со второго курса и снова привлечен к дознанию.

Тогда он исповедовал 'мирный' марксизм – 'экономизм' и был противником террора. Вскоре он попадает в тюрьму вместе со своим старшим братом, также студентом. А потом разразилась страшная трагедия… Старший брат Бориса, оказавшись в сибирской ссылке, покончил жизнь самоубийством. Отец, получив известие об аресте сыновей, будучи человеком 'долга и чести', не перенеся унижения и позора, сошел с ума и вскоре умер.

В двадцать лет Борис женится на дочери писателя Глеба Успенского Валентине и уезжает за границу, где в течение двух лет продолжает образование в Берлинском и Гейдельбергском университетах.

Надо отметить, что 'заразил' Бориса Савинкова революционной 'горячкой' не только старший брат, но и его гимназический друг – впоследствии известный террорист, убийца великого князя Сергея Романова – Иван Каляев.

О дореволюционной жизни Бориса Савинкова написано много и подробно. Да и сам он 'грешил' воспоминаниями (журнал 'Былое' за 1917-1918гг.). Огромное количество материала о деятельности Савинкова собрано в бывшем архиве Октябрьской революции – ныне Государственном архиве Российский Федерации.

Первый арест, исключение из университета и семейная трагедия не образумили Бориса и через два года, в 1901-м, он снова попадает за решетку, на этот раз по делу социал-демократической петербургской группы 'Рабочее знамя' – сторонников Плеханова и Ленина. В то время, несмотря на молодость, он уже ведущий сотрудник газеты 'Рабочее дело', один из основателей группы 'Социалист', известный марксист и популярный пропагандист в рабочих кружках. Тогда он заявляет, что насилие 'недопустимо ни в коем случае и ни для каких целей'.

Трудно сказать, как бы сложилась судьба социал-демократа Савинкова, если бы оказавшись в ссылке в Вологде, он не познакомился и не подпал под влияние жившей нелегально в этом городе 'бабушки русской революции' Екатерины Брешко-Брешковской. Эта встреча и приводит Савинкова в стан социалистов-революционеров, где кипели кровавые страсти террора.

В июле 1903 года дело Савинкова пересматривают и приговаривают его к ссылке в Восточную Сибирь сроком на 5 лет. Не дожидаясь исполнения приговора, он бежит из-под надзора, легко покидает Россию и оказывается в Женеве, в штаб-квартире недавно организованной партии эсеров. Савинков твердо заявляет руководителям социалистов-революционеров Е. Азефу и М. Гоцу, что хочет стать террористом, убивать 'врагов народа', войти в Боевую организацию эсеров.

Азеф – лидер эсеровской партии, глава и один из создателей Боевой организации, вдохновитель террора, одновременно был шпионом-провокатором царской охранки, безжалостно расправлявшийся и со