– Да, не ношу. Ты слышал, о чем я тебе говорила?

– Поедем ко мне, – попросил он неожиданно.

– Что?

– Поедем ко мне.

Она взглянула на него, быстро отвела взгляд. Ничего не сказала.

– Ты слышала, о чем я попросил?

– Да. Ты не считаешь, что мы начинаем привыкать друг к другу?

– Это плохо?

– Это нецелесообразно, – сказала она с секундной заминкой.

– Ты поняла это сегодня? Или думала об этом и раньше?

– Прекрати. У тебя сегодня вечером важная встреча.

– Самая важная встреча у меня может состояться через пятнадцать минут, если ты повернешь машину.

Она усмехнулась, потом засмеялась. Глядя на нее, начал смеяться и он.

– Ты упрашиваешь меня как гимназистку, – сказала она.

– Да, – согласился он, – очевидно, процесс привыкания пошел даже более быстрыми темпами, чем мы предполагали.

– Ладно, – она улыбнулась, – кажется, ты меня уговорил. По-моему, это был твой личный рекорд. Ты упрашивал меня целых полминуты. В прошлый раз на весь процесс ухаживания ты потратил значительно меньше времени.

– Наверно, – согласился он. – Просто я разучился это делать.

– Значит, раньше ты ухаживал за дамами?

– Да, – серьезно сказал он, – просто я всегда чувствую, когда женщина может согласиться, а когда наверняка откажет. Поэтому я и не стараюсь гарцевать этаким петухом.

– Бедные женщины. Теперь я понимаю, почему ты до сих пор не женился. Тебе будет трудно ужиться с кем-либо. Ты умеешь просчитывать варианты даже в отношениях с женщинами. Тебе никто не говорил, что это неприятно?

– Я даже знаю, что будет дальше, – очень серьезно сказал Дронго.

– И что будет дальше?

– Ты не поедешь ко мне. Просто не захочешь.

Следующие несколько минут она молчала. Потом сказала:

– Вообще-то я действительно расхотела к тебе ехать. Но если я не поеду, то ты окажешься прав. А если поеду… Может, ты это сказал мне нарочно, чтобы я поехала. Ты сложный человек, очень сложный.

– Я знаю. Говорят, опытные бабники чувствуют, когда женщина готова сдаться. Наверно, это можно почувствовать. А я чувствую, как реагируют не только женщины и не только на меня. Вот и весь мой психоанализ. Я просто умею просчитывать действия разных людей. Как ты думаешь, это действительно плохо?

Она молчала. Сидела за рулем и молчала. Потом достала сигареты и закурила. И не произнесла больше ни слова до того момента, пока они не оказались в постели.

Георгий Курчадзе приехал в казино как обычно – к четырем часам вечера. Его уже ждали Хашимбек и Ираклий, он доверял им гораздо больше, чем всем остальным. Он привычно прошел по всем залам, осмотрев их перед открытием. Казино открывалось в пять часов вечера, и он взял за правило всегда приезжать к открытию. Осмотрев все, он прошел к себе в кабинет. Почти тут же ему доложили, что приехал Граф.

У него сразу испортилось настроение. Граф был одним из тех людей, с кем приходилось считаться и который мог при желании причинить кучу неприятностей не только лично самому Курчадзе, но и его игорному заведению.

– Он приехал один? – спросил Курчадзе.

– Да, батоно Георгий, – сказал Ираклий, – он один. Но в его машине сидят несколько человек.

– Это не страшно, – отмахнулся Курчадзе, – пусть он придет. И скажи Ядвиге, чтобы она принесла нам выпить что-нибудь.

Через несколько минут в кабинет вошел Граф. На всякий случай перед его приходом Георгий проверил ящик своего стола, где всегда лежал заряженный пистолет. Граф вошел, как всегда спокойный и надменный. Он не стал здороваться с Георгием за руку, только кивнул ему. И это был очень нехороший знак. Но Курчадзе привык к подобным знакам и сделал вид, что ничего не произошло.

– Вы хотели меня видеть? – спросил он, когда девушка вкатила к ним столик со спиртными напитками и они уселись перед камином в глубокие кресла.

– Да. Мы хотели бы с вами переговорить. – Он так и сказал «мы», как обычно говорили о себе короли или лица, представляющие группу людей.

– Я вас слушаю. – Он показал на столик. – Вы будете что-нибудь пить?

– Нет, – отказался Граф, – у нас важное дело.

– Понимаю. Я к вашим услугам.

– Два дня назад рядом с вашим казино была взорвана машина с нашими людьми, – начал Граф, окончательно убедив Курчадзе в том, что тот пришел именно по этому, самому неприятному для него делу.

– Это было рядом с нашей стоянкой, – возразил Курчадзе, – и не имеет к нам никакого отношения. Сейчас прокуратура ведет расследование. Какой-то полоумный выстрелил в автомобиль из гранатомета. Уже установлено, что стреляли с улицы. Мы не имеем к этому никакого отношения.

– Мы знаем, – улыбнулся Граф, отметив, что и Курчадзе стал говорить «мы».

– Тогда в чем дело? При чем тут наше казино?

– Но эта машина принадлежала охранникам Тита, – вкрадчиво сказал Граф, – а он со своим телохранителем находился в этот момент в вашем казино.

– Да, – с достоинством согласился Курчадзе, – ну и что? Мы всегда принимали его с большим уважением. Он был достойный человек и мог приходить к нам в любое время.

– Спасибо. Но дело в том, что он исчез сразу же после взрыва, – напомнил Граф, – а его телохранителя мы до сих пор не нашли.

– Это плохо, – нахмурился Курчадзе. – Наверно, парень был замешан во взрыве машины. Предатели встречаются всегда. Это очень неприятно.

– Может быть, – согласился Граф. – Мы ищем его. Но вместо него мы нашли нашего Тита.

– Я слышал об этом, – со скорбным выражением лица сказал Курчадзе, – мы все очень переживали за Тита. Кажется, сегодня должны были состояться его похороны? Мы послали туда венок от нашего казино.

– Мы получили ваш венок, – кивнул Граф. – Но нас немного смущают обстоятельства смерти Тита.

– Разве он умер не от разрыва сердца? – удивленно спросил Курчадзе. – Все говорят, что он умер от инфаркта.

– Правильно. Врачи сказали нам то же самое, – любезно сообщил Граф, – но они сообщили нам и другое.

Курчадзе подвинул к себе столик, взял бутылку коньяку и наполнил рюмку.

– Напрасно вы отказываетесь, – произнес он со значением, – это очень хороший французский коньяк.

– Я не люблю коньяк, – сказал Граф. – Мы проверили тело Тита в морге. И нам сообщили странные подробности. На теле у него найдено несколько ссадин. На руках и ногах остались такие синяки, как будто его перед смертью держали в наручниках. На голове большая шишка от удара чем-то тяжелым.

– Может, он до этого где-то подрался. Тит был человек буйный, – улыбнулся Курчадзе, поднося рюмку ко рту.

– Он мог подраться, – согласился Граф. – Но где он успел поменять свои трусы и брюки? Мы были у его женщины. Он никогда в жизни не носил таких трусов, которые надели на него после смерти.

Рюмка в руках Курчадзе дрогнула, и он едва не расплескал коньяк.