– Есть. Перед смертью его пытали.

– Что? – На этот раз наступила абсолютная тишина.

– У него на ногах и на руках характерные следы от наручников. В момент смерти они, очевидно, были на нем.

– Наручники? – переглянулись воры.

– Что у вас еще? – грозно спросил Наблюдатель.

– Некоторые детали. Сзади, примерно вот здесь, чуть ниже бедра, у него небольшой, но свежий шрам. Как будто лезвием или ножом провели, – пояснил врач, – кроме того, мне не нравятся его брюки. Они не могли быть на нем в момент убийства. Они ему велики. И это даже после смерти, когда тело несколько разбухло. А когда он был живой, он просто не мог носить такие широкие брюки. Они бы с него спадали.

– Понятно, – мрачно сказал Наблюдатель. – Думаете, ему и брюки поменяли?

– Да, думаю, что да.

– А его не трогали? – спросил Граф. – Может, там еще какие-нибудь повреждения были? Сзади?

Все сидевшие за столом шумно задышали. Если врач сейчас что-нибудь скажет, они должны начинать с убийства этого врача, узнавшего такую страшную тайну. Вора не могли изнасиловать, это был бы не просто вызов. Это была бы пощечина их братству. Червяков испуганно смотрел на врача. Он понял, что из комнаты не уйдет живым никто, узнавший о таком бесчестье вора. Если сейчас врач подтвердит факт изнасилования, то следующим после врача будет Червяков. Никто и никогда не посмеет сказать, что вор в законе стал жертвой такого преступления.

– Нет, – сказал врач, даже не подозревая, насколько близко он оказался к собственному вскрытию, – нет. У него все в порядке. Кроме одной легкой царапины, ничего больше нет. – Червяков выдохнул. – Я внимательно осмотрел заднепроходное отверстие. Абсолютно точно могу сказать, что ничего нет. Кроме того, у него довольно свежая рана на голове, как будто его ударили чем-то тяжелым.

– Может, у него инфаркт от этого? – спросил один из сидевших за столом. – Его ударили по голове, а он от этого умер.

– Нет, – убежденно сказал врач, – от этого он точно не умер. Он умер от инфаркта. Мы сделали вскрытие и можем все сказать точно. Но инфаркт мог быть вызван каким-либо стрессом. У него просто разорвалось сердце, если объяснять более популярно.

– А удар свежий? – спросил Наблюдатель.

– Да, один-два дня, не больше. Но от удара он умереть не мог. Скорее просто потерял сознание. Похоже, что его ударили, и он потерял сознание. А уже потом его приковали куда-то наручниками, причем почему-то были привязаны и руки, и ноги.

– Руки и ноги? – страшным голосом спросил Наблюдатель.

– Да. При чем ноги были раздвинуты. Ему поменяли трусы и брюки. И он умер от инфаркта.

– Если с меня снимут брюки и раздвинут ноги, я тоже умру от инфаркта, – сказал кто-то из сидевших за столом, и все невольно посмотрели на него.

– Да, его приковали наручниками, – начал снова объяснять врач, – и раздвинули ноги и руки…

– Достаточно, – прервал его Наблюдатель, – спасибо, доктор, вы можете идти.

Когда врач вышел, он посмотрел на коллег. Грозно спросил:

– Что будем делать?

Один из воров сделал резкий жест пальцем, как бы подводивший черту. Это означало смерть. Другой кивнул головой. Третий. Четвертый.

– Нужно найти и наказать тех, кто это сделал, – подвел черту Наблюдатель. – Граф, – обратился он к самому молодому из них, – мы поручаем тебе это дело. Тит был твоим другом. Значит, тебе и платить все его долги.

Здесь не обсуждались решения и не принимались апелляции. Как только он это сказал, все остальные встали и вышли. За ними поднялся Наблюдатель. Уже у дверей он остановился и добавил:

– Нужны будут люди, ты нам скажи, мы поможем.

Когда он вышел, в кабинете остались только Граф и Червяков. Граф посмотрел на испуганного владельца ресторана, едва не ставшего жертвой словоохотливого доктора, и гневно сказал:

– Теперь видишь, что у нас получилось из-за вашего прокола? В зеркало попали. Позвони и узнай, где этот Головкин. Если он еще там, пусть приедет ко мне. Будем готовить «второго туза».

– Но Тит…

– Был бы умным, не лежал бы сейчас на столе в морге! – заорал Граф. – Я тебе говорю – найди Головкина.

– Хорошо, – тихо сказал Червяков, – сегодня найду.

– А нам нужно будет нанести визит этому гниде Курчадзе, – гневно сказал Граф, – и узнать, почему у него в казино пропадают клиенты, которых потом находят в чужих брюках на скамейках парка.

Досье на Графа было изложено в традиционных для таких документов тонах. Оказалось, что аристократизм Графа всего лишь прикрытие его подлинной фамилии. Аристарх Савельевич Графов. Родился в пятьдесят втором. Несколько судимостей, в основном за вооруженные грабежи и соучастие в убийствах. В общей сложности отсидел больше четырнадцати лет. И к сорока годам был коронован. Обращала на себя внимание справка ФСБ. В группировке Графа находилось по оперативным и агентурным данным несколько бывших сотрудников милиции, военной разведки и КГБ.

В справке обращалось внимание и на связи Графа с некоторыми бывшими офицерами спецназа и военной разведки. В том числе и с ветеранами Афганистана. Прочитав эту справку, Дронго нахмурился. Такой человек, как Граф, вполне мог оказаться поставщиком киллера, который и убрал Алексея Миронова. Сначала нужно было разобраться с Графом, а уже потом выходить на человека, чью фамилию написал на салфетке Аркадий Глинштейн и фамилия которого привела в ярость Романа Анатольевича.

В три часа дня у Дронго должна была состояться встреча с Павлом Капустиным, тем самым талантливым журналистом, с которым он давно хотел познакомиться и который, по общему мнению, считался духовным наследником Алексея Миронова. Правда, с той лишь разницей, что Капустин не остался работать на канале, где работал Миронов, а перешел на СТВ.

На этот раз за ним заехала Лена, явно взявшаяся его опекать. Сама пережившая большое потрясение, она знала, как трудно бывает преодолеть стресс и выйти на прежний уровень работоспособности. Именно поэтому она так настойчиво опекала Дронго, считая, что тот нуждается в некоторой помощи со стороны. Он понимал ее и не стал возражать. С собой он захватил фотоаппарат.

К Павлу Капустину – фактическому руководителю СТВ – они поднялись вместе. Капустин уже знал, что к нему придет для интервью некий журналист Кузнецов, представляющий интересы популярного итальянского журнала в России. Ему также сообщили, что вместе с Кузнецовым будет еще одна журналистка, на что он благосклонно дал согласие.

После происшествия с Олегом Курочкиным Павел не спал всю ночь. Но уже на следующий день все пошло как обычно. И когда он увидел Курочкина, они разговаривали так, словно между ними не было отмененной программы, пачки стодолларовых купюр и протянутой руки молодого журналиста, крепко сжимающей деньги.

Они приехали ровно к трем часам и почти сразу были приняты Капустиным в его новом кабинете, где раньше работал Косенко. У дверей кабинета их встретил сам Капустин, молодой, стремительный, энергичный. Он был в элегантном темном костюме. И сразу предложил гостям разместиться поудобней, завоевывая их расположение своим демократизмом. Принесли кофе и печенье для журналистов. Капустин, улыбаясь, спросил:

– Что именно вас интересует, господа?

– Вообще работа тележурналиста, – пояснил Дронго. – Процесс подбора материалов, отбора информации, подачи ее. В общем – все, что вы можете рассказать. Нам хотелось бы сделать репортаж о самом молодом руководителе телеканала. И очень успешно развивающегося канала.

Похвала была приятна, но Капустин еще не настолько заматерел, чтобы не заметить очевидной лести.

– У нас и на других каналах много молодых, – сказал он, улыбаясь, – а проблемы везде одинаковые. И