Латон.
– Латон?
– Да, сэр. Он сумел остановить их на Атлантисе и предупредил эденистов, прежде чем покончить и с собой, и с ними. Если хотите получить доступ, все медиа-компании распространяют эту историю.
– О черт... – из-под скрывающего лицо пакета донесся едва слышный всхлип. – Черт, черт, черт. И все это впустую? Я прошел через это ради статьи, которую распространяют все медиа-фирмы? Через это?
Он оторвал от матраса дрожащую руку и тут же уронил ее, будто вес нанопакета был непосильной нагрузкой.
– Простите, сэр.
На глаза агента навернулись слезы. Лицевой пакет эффективно и незаметно всасывал их.
– В отчете есть информация. Важная информация. Вакуум их убивает. Боже, как он их убивает. Флот должен знать это.
– Да, сэр. Они все узнают, – Ли Чан ненавидела себя за эти банальности, но что еще могла она сказать? – Если желаете, можете датавизировать отчет мне, я включу его в наш следующий пакет на Трафальгар.
Поток зашифрованных данных она направила в чистую ячейку памяти.
– Лучше проверьте мою историю болезни, – заметил Эрик. – И выясните, какая команда меня оперировала. Хирург не мог не заметить, что меня перестраивали под оружейные импланты.
– Я займусь этим. У нас есть выход на персонал клиники.
– Хорошо. И ради всего святого, передайте главе местного отделения, что я прерываю это проклятое задание. Когда я в следующий раз увижу Андре Дюшампа, я вобью ему зубы так глубоко в глотку, что он у меня задницей щелкать будет. Я хочу, чтобы прокуратура астероида предъявила формальное обвинения капитану и команде «Крестьянской мести» в пиратстве и убийстве. Все материалы у меня есть, полная запись атаки на Хрустальную Луну.
– Сэр, у капитана Дюшампа здесь свои связи в высоких кругах. Так ему и удалось обойти всеобщий карантин, чтобы причалить к станции. Арестовать его мы, конечно, сумеем, но его покровитель едва ли захочет, чтобы их связь выплыла на суде. Дюшампа, скорей всего, выпустят под залог, а то и просто тихонько отправят куда подальше. Астероид Кули не то место, где стоит предъявлять такие обвинения независимым торговцам. Поэтому-то они и облюбовали это место, и поэтому у разведки флота здесь такое большое отделение.
– Вы не арестуете его? Не остановите это безумие? Когда мы напали на тот грузовик, погибла пятнадцатилетняя девочка! Пятнадцатилетняя!
– Я не рекомендую арестовывать его здесь, потому что он выйдет на свободу. Если у нас есть шанс прижучить его, это надо сделать в другом месте.
Ни ответа, никакой реакции. О том, что Эрик еще жив, свидетельствовали лишь подмигивающие разноцветные ЖКД на приборах.
– Сэр?
– Да. Ладно. Я так хочу его прижать, что готов даже выждать для уверенности. Вы не понимаете – таких людей, как он, такие корабли надо остановить, уничтожить напрочь. Все экипажи всех независимых торговцев следовало бы отправить на каторжные миры, а корабли разобрать на запчасти и металлолом.
– Так точно, сэр.
– Идите, лейтенант. И организуйте мой переезд на Трафальгар. Выздоравливать я предпочитаю там, спасибо.
– Сэр... есть, сэр. Я передам вашу просьбу. Но переезда придется подождать. Я уже говорила, по всей Конфедерации объявлен карантин. Мы можем перевести вас в охраняемые помещения на базе...
Снова наступило долгое молчание. Ли Чан стоически терпела.
– Нет, – датавизировал Эрик. – Я останусь здесь. Платит Дюшамп, может, мои раны и ремонт корабля разорят его вконец. Полагаю, власти Кули считают неуплату долгов серьезным преступлением – в конце концов, тут дело в деньгах, а не в морали.
– Да, сэр.
– Но я хочу быть на борту первого же корабля, который покинет астероид.
– Я этим займусь, сэр. Положитесь на меня.
– Хорошо. Теперь идите.
Чувствуя себя виноватой как никогда в жизни, Ли Чан отвернулась и датавизировала ширме приказ отвориться. Выходя, она бросила через плечо короткий взгляд – надеясь облегчить совесть, увидев раненого успокоенным, мирно спящим, – но глаза Эрика в глубине зеленых колодцев оставались открытыми, вглядываясь в пустоту с оцепенелой яростью. Потом ширма затворилась.
Алкад Мзу отключила изображение с сенсоров диспетчерской Ньиру, как только вход в червоточину затворился. С расстояния в пятьдесят тысяч километров в оптическом диапазоне не было видно практически ничего, и дисплей показывал в основном условные значки поверх размытых пикселей. Но обмануть сенсоры было невозможно – «Юдат» отбыл.
Она глянула в огромный иллюминатор обзорного зала, врезанного в камень прямо над причальным уступом астероида. Под краем глыбы неподвижного космопорта в полутора километрах виднелась узкая полоска звездного неба. В поле зрения вплывал Нарок, сплошь покрытый облаками. Альбедо его поверхности было таким высоким, что планета давала отчетливое, пусть и слабое освещение, и по ровному каменному уступу поползли, как минутные стрелки часов, слабо видимые во мраке тени пристыкованных к пьедесталам черноястребов и космоястребов. Алкад подождала, пока Нарок скроется за резким искусственным горизонтом. Маневр прыжка должен был быть завершен. Еще один – и резонансный генератор, установленный ею на борту, начнет свою работу.
Мзу не чувствовала ни радости, ни пьянящего ощущения победы. Одинокий черноястреб и его жадный капитан не могли искупить страданий Гариссы, погибели всего ее народа. Но это было начало. Зримое доказательство того, что несгибаемое ее упорство не ослабело за тридцать лет с того дня, как она поцеловала Питера на прощание. «Всего лишь 'до свидения'», – настаивал он. И ей очень хотелось поверить ему.
Возможно, жар примитивной ненависти с годами приутих. Но преступление было совершено, и память девяноста пяти миллионов мертвецов требовала от нее правосудия. Алкад Мзу понимала, что столь всепоглощающая жажда мести иррациональна. Но стремление это было настолько по-человечески жалким, что ей казалось порой, будто эта чудовищная, маниакальная потребность осталась в ней единственным следом человечности. Проведенные на Транквиллити годы выжгли из ее души все прочие людские чувства, подавленные нуждой вести себя нормально. Так нормально, как только может вести себя человек с погибшей планеты.
Вновь появились смутные тени, искаженные контуры кораблей, скользившие по уступу в такт вращению астероида. «Юдат» должен был уже уйти в третий прыжок.
Алкад торопливо перекрестилась.
«Благая Матерь Мария, прими души их на небеса. И прости им грехи совершенные, ибо все мы как дети и не ведаем, что творим».
Какая ложь! Но вера Церкви Марии составляла неотъемлемую часть гарисанской культуры. Алкад Мзу не могла отринуть ее. Она не хотела отринуть ее, невзирая на свой атеизм, каким бы нелепым парадоксом это ни казалось. От своеобразия гарисанцев осталось так мало, что каждую каплю его следовало ценить и лелеять. Возможно, будущие поколения еще найдут утешение в этой вере.
Снова скрылся за горизонтом Нарок. Алкад отвернулась от звезд и двинулась к выходу из смотрового зала. При низком тяготении у нее уходило секунд двадцать на то, чтобы ноги после очередного шага коснулись пола. Медицинские нанопакеты на ее лодыжках и предплечьях почти завершили свою работу, и двигаться стало намного легче.
У дверей ее терпеливо ожидали двое членов экипажа «Самаку», один из них – внушительного сложения космоник. Когда Алкад вышла, они пристроились за ней. Не то чтобы ей так нужны были телохранители – для этого еще рано, – но рисковать она не собиралась. Слишком велика возложенная на нее ответственность, чтобы ставить под угрозу всю миссию из-за того, что что-нибудь случится или кто-то
