знаем.
А. Д.: У животных это идеально сбалансировано.
Да. Я думаю, что природа нас таким образом ведет, заставляя понять, что путем страданий дальше мы существовать не можем. Наш эгоизм загоняет нас в такую полосу развития… Мы видим, что происходит сейчас, а что будет еще чуть дальше? Еще разнообразнее виды наркотиков, еще глубже депрессии, еще больше проблем с экологией. Наши дети не хотят жить уже с самого раннего возраста. Такого у людей раньше не было!
А. Д.: Но жертвы будут? На кого мы рассчитываем?
Мы рассчитываем на людей, которым больно. Их же становится все больше и больше.
А. Д.: Больно?
Да, больно. Потому что они чувствуют.
А. Д.: А осознание? Есть осознание, что именно от этого больно?
Именно это дополнение мы и должны внести.
А. Д.: Скажете, как?
Я думаю, что с помощью просветительства. Путем разъяснения человеку картины мироздания. Чтобы он вдруг начал видеть за всеми элементами, которые его окружают, связи, действующие в природе силы.
Я пришел к этому из области медицинской кибернетики, из очень материалистической науки.
А. Д.: Но мы вроде договорились, что это очень длительный процесс. И, значит, будут и отпадающие…
Как раз поэтому мне очень хотелось с вами встретиться, узнать, как вы считаете, можно ли воздействовать на человека эмоционально, объясняя ему на каких-то театральных примерах. Ведь иными путями, кроме искусства, очень трудно раскрыть сердце человека и что-то туда заронить. Вы считаете, что, действительно, настолько мал процент выхода, КПД?
А. Д.: Моя жизнь мне подсказывает, что даже при желании, скажем, хирургического вмешательства и помощи, мы с вами знаем, что такое отторжение. И бывает, когда наши благие намерения выходят боком. Мы всегда говорим, что, вот, у нас десять человек погибло, но зато семь мы спасли. Это то, что меня беспокоит…
В самом главном я абсолютно с вами согласен, и буду думать после нашей сегодняшней беседы, потому что то, о чем вы говорите, — это очень важные вещи.
Страдания, которые сейчас толкают все человечество вперед, должны помочь нам и в том, чтобы у человека был готов раскрыться слух, сердце… Страданием с человечеством можно сделать все, что угодно.
А. Д.: Вы убеждены в том, что страдания толкают человечество вперед, а не вызывают жажду отмщения, ненависть?
Да, это так, но не на самом последнем этапе развития. В итоге сильные страдания доводят человека до того, что он согласен на все, чтобы только не испытывать их. У него не остается сил противодействовать.
А. Д.: То, что вы говорите, для меня это очень высокие слова. И дай Бог, чтобы это было так.
А что если мы возьмем искусство, но не в аллегорическом виде, как в том случае, когда вы показываете со сцены какую-то развернутую часть жизни иносказательно — кто-то понимает и принимает это близко к себе, а кто-то нет…
Что, если мы будем показывать людям более явно то, о чем я говорил, рассчитывая, скажем, на человека не слишком развитого, не такого, который додумывает и все примеряет к себе? Может быть, все- таки есть такая возможность? Я просто не представляю себе другого метода, который бы позволил так легко, массово подступиться к человеку, встать перед ним и объяснить, что мы в тупике, и каждому надо слушать только себя, свое сердце…
А. Д.: Чем прекрасно искусство? Чем оно привлекает вас?
Что оно за пять минут может раскрыть любого человека.
А. Д.: Нет, это плохое искусство.
Потому что, если женщина мучается и не может решить, родить ей ребенка или нет, а мы за пять минут ее уговорили — это не искусство. Нет! Это насилие. Искусство дает шанс подумать об этом и выбрать самому.
Так дайте такой шанс после того, как вы своим искусством развили человека, чтобы ему было, чем думать и как выбирать. Однако кто имеет этот разум, свободу воли и выбора?
А. Д.: Я думаю, что то, о чем вы говорите, самое трудное и почти неосуществимо. Об этом мечтало все человечество: создать общество понимающих, единомышленников. Театр, искусство, музыка, живопись рассчитывают только на то, что у кого-то смягчится сердце, полегчает жизнь.
Но, не дай Бог, если мы решим, что все, кто вошел сегодня, скажем, в музей имени Пушкина, вышли оттуда другими людьми. Думаю, мы заблуждаемся. Дай Бог, если это хоть кого-то заденет!
Почему же все-таки человек такой невосприимчивый?
А. Д.: В силу одаренности. Поэтому я говорю, что один может идти вверх, а другой с тем же успехом может идти вниз.
Я приведу вам грубые примеры. Помните, как кто-то бросился с ножом на картину «Иван Грозный убивает своего сына»? Один вышел из музея, решив родить сына, а другой с ножом бросился.
Есть даже памятник лучшему зрителю и лучшему актеру. Если это и анекдот, то хороший. Рассказывают, что зритель выстрелил в исполнителя роли Яго, и, поняв, что он наделал, сам тоже застрелился. Так что, можно и выстрелить…
То, о чем вы говорите это так грандиозно! Само стремление к этому!
Но вы говорите, что искусство здесь, к сожалению, бессильно?
А. Д.: Нет! Не бессильно! Сложно — через пять минут получить результат. Невозможно.
Иногда беременной женщине говорят: «Больше слушайте музыку, потому что эту музыку слышит ваш ребенок». Но мы же не будем рассчитывать, что все после этого родятся Моцартами.
Мы лишь думаем о каком-то облагораживании. Я повторяю, что еще буду думать после нашей встречи, потому что то, о чем вы говорите очень важно. Очень важно! Лишь бы не было: «А! Да, да, да. Это я читал…». Чтобы я понимал, что это меня лично касается! Как, скажем, мне нельзя пить горькое, потому что у меня там что-то начнется…
Надо, чтобы такой подход к жизни уже был внутри человека, внутри его естества.
А. Д.: Знаете, есть такая книга Эриха Фрома, очень мною любимая, «Иметь или быть». И вы
