говорил, что если Бога нет, то его надо выдумать. Он нужен обязательно! Локомотив. Лидер, которому мы беспрекословно верим. «Иисус». Нельзя этим пренебрегать, если мы даже с вами внутренне убеждены, что такого человека нет.
Он нам нужен! Иначе футболисты станут нашими лидерами. Тоже неплохо, до определенного состояния. Потом, когда у нас появятся проблемы и мы не сможем их решить, мы придем в церковь, поплачем, посмеемся, посмотрим. Мы придем в театр. Поверьте, я пропагандирую театр, не потому что это моя жизнь. Хотя дорога эта бесконечно длинная. Бесконечно! Потому что малейшее нарушение — ты обратился к нам, мы успокоили, сказали: «Все будет хорошо», а у этого человека что-то с ребенком случилось, и он перестает нам верить. И говорит нам: «Вы обманули меня».
Не может ли искусство заменить религию и стать для человека проповедником эталонов правильного поведения, общения, любви к другому?
А. Д.: Это пусть люди сами выберут. Мы им дадим, а они решат. Я думаю, что если людей не насиловать, не толкать туда, не дай Бог, прикладом, то они выберут. Я обожаю эту английскую манеру, когда делают газон, а потом ждут, пока по нему пойдут люди, и тогда уже выкладывают плитками дорожку.
Самый верный способ.
А. Д.: Самый верный! Почему мы не всегда к нему прибегаем? Потому что это долго. А мы хотим сразу «пирамидон на все головы», чтобы через 20 минут все было хорошо. Не будет через 20 минут!
Я думаю, что всегда надо знать, что если в нашей жизни, условно назовем, произошло цунами или землетрясение, мы должны понимать, что как минимум одно поколение наверняка будет страдать от этого. И мы ничего не сделаем. Кто-то сказал, что Чернобыль будет жить в нас, в нашей жизни еще 300 лет. Мы, к сожалению, еще получим оттуда информацию о разрушениях.
Как вы думаете, действительно ли, во всем виноват человеческий эгоизм? Что «возлюби ближнего, как самого себя» — это, действительно, решение вопроса? И возможное решение?
А. Д.: Все эти слова требуют проверки. Что значит «возлюби»? «Ближнего»? Кто имеется в виду? «Яко себя» — тоже кто такой? Какие слова у нас с большой буквы пишутся, а какие — нет?
Я очень боюсь массового сознания, массового восторга, так же, как и массового фашизма. Там есть такие рычаги, которые умелые и талантливые люди используют. Мы знаем это даже на нашей короткой жизни.
Я верю в силу лидера. Я сравню это с театром, ведь кто-то даже сказал, что театр — это модель общества. Если вы обратите на это внимание, то увидите, что любой спектакль живет или успешен, или воздействует на нас, благодаря тому, что там есть лидер, который направил нас: понюхал, осознал, где-то внутри желудка у него что-то произошло… Или как в цирке, когда делают пирамиду. Как это циркачи говорят? Нужен опорный, тот, который эту пирамиду держит. Если его нет, она развалится.
Хотя вы работаете сегодня в маленьком театре, но влияние на массы у вас огромное. Человек приходит на спектакль, смотрит некое действо. Естественно, он уже заранее приходит, для того чтобы чем- то проникнуться. Он получает от вас огромную информацию, даже такую подсознательную, что он и не осознает, как она на него воздействует. Как вы считаете, можно ли таким образом рассказать человеку, в чем смысл жизни?
А. Д.: Я так неприлично давно живу в театре, что беру на себя наглость рассказать вам некую формулу этого. Я думаю, что подавляющее большинство зрителей приходит только из любопытства.
Не чему-то научиться? Ведь краткое действие в течение часа-двух способно нам рассказать обо всей жизни.
А. Д.: Нет. Вы говорите о том, чего бы нам хотелось. А я говорю с позиции человека, который 50 лет прожил в театре. Нет. Приходят любопытные.
Но, даже придя развлекаться, иногда не осознавая этого, люди приносят с собой свои проблемы. Они могут быть скрытыми, но проявляются, человек не хочет об этом думать, или его это беспокоит…
У театра есть способность задеть болевую точку. Особенно, если мы играем то, что вы называете «получить ответ». Но явление это скрытое. И если театр ответственно задевает эту проблему, мы из тысячи любопытных для начала получим три-пять человек, которых проблема задела. В этом случае пять, в следующем… Потому что эти пять понесут дальше: на свою кухню, на работу и так далее. Этим, по- моему, занимается и религия, церковь.
Очень длительный процесс?
А. Д.: Очень.
Ну, а все-таки, в чем смысл жизни?
А. Д.: Мне очень нравится, как Лев Николаевич сказал: «Смысл жизни — жить».
Мы с вами уже не молодые люди. Все-таки видим ли мы, можем ли мы, как-то хотя бы зацепить ответ на этот вопрос, хотя бы его направление? В чем он решается?
А. Д.: Я буду предельно жестоким.
В каждом отдельном случае — индивидуально. Потому что, если мы зададимся целью помочь конкретному человеку, то, я думаю, это гораздо лучше чем, если мы возжелаем исправить все общество. Если у этого человека будет имя, фамилия, пол, и мы поймем, в чем этот человек нуждается. Я думаю — индивидуализация. Я думаю, спасение в этом, хотя дорога очень длинная. Потом, я думаю, человеку свойственно на полдороги устать, и сказать: «Да ну его…».
Наш мир находится в таком состоянии, что говорят даже, что у него нет столь долгого времени на обдумывание, и он должен себя как-то менять. Мы ходим по краю.
А. Д.: Придут такие активные культуристы и опять устроят нам ГУЛАГи, газовые камеры. Загонять стадо — вещь опасная.
То есть вы за то, чтобы просто дать жизни течь своим чередом, как она идет?
А. Д.: Это самое важное.
Как, знаете ли, любой хороший врач, который говорит мне: «Организм пристроился. Давайте не будем ему мешать, а не уколы всаживать». И общество, мне кажется, в этом нуждается. Хотя это очень длинный процесс, и иногда не хватает терпения…
Я опять апеллирую к вещам, которые я знаю. Мы репетируем. Не получается, не получается, потом мне надоедает, и я говорю: «Послушай, пойди туда, встань и повернись спиной, и все». Вроде я решил проблему. Не решил я проблему! Я родил еще одного неустроенного человека.
Тогда не надо браться за это! Будем уповать на то, что кто-то нам поможет. Кто-то — уже там имя придумали, и сразу все бегут туда.
Тогда возникает еще один вопрос.
Если мы будем так спокойно плыть по течению жизни, ожидая, что организм пристроится, уравновесится, как-то свыкнется, может быть, предписать больному понемножку тренирующий режим, но, в общем, все само, самотеком, пойдет по плану — то возникает другой вопрос: «Есть ли у человека свобода воли?»
Обратите внимание: мы рождаемся не по своей воле, с задатками, заданными заранее, получаем
