потому считали, что ПЮВ надлежит либо полностью регулировать вопросы цензуры, либо играть в этом процессе главную роль. Это решение погубило саму идею. У ПЮВ отсутствовал соответствующий аппарат, как, впрочем, подготовка и опыт, а заодно и желание всем этим заниматься. Даже если бы за дело взялись США, все равно возникли бы серьезные сложности на законодательном, организационном и техническом уровне. Откровенно говоря, ни у кого не было, и теперь нет, никакой идеи относительно того, как осуществлять цензуру на телевидении. Министерство обороны США кое-что сделало в этой области, правда, в обратном направлении – распустило части армейского резерва, личный состав которых прошел подготовку по организации цензуры программ СМИ.

Все это – и полное искажение СМИ картины Новогоднего наступления, и голоса радикалов, завывавших об аморальности войны, – могло бы не иметь столь плачевных последствий, если бы в феврале и в начале марта 1968-го президент Джонсон проявил себя сильным лидером нации. Он не обратился к народу по телевидению через день-другой после начала наступления коммунистов и не сказал, что, хотя для американцев и их союзников нападение противника оказалось до некоторой степени внезапным, все равно теперь выигрывали они. Он не заявил решительно, что СМИ неверно освещают события во Вьетнаме. Джонсон не сделал шагов, подобных тем, которые предпринял Рузвельт после Перл-Хар-бора, чтобы собрать разделенных, деморализованных и дезориентированных граждан под “президентскими знаменами”. Вместо того он приказал Вестморленду выступить перед телевизионщиками в Сайгоне и сказать через них народу, что наступление Зиапа захлебывается. Когда же этого оказалось недостаточно, президент приказал Вестморленду и ведущим офицерам штаба (в том числе и мне) дать объяснение относительно происходящего по государственному телевидению. Затея принесла еще меньше пользы. Затем перед американцами, чтобы поведать им истинную историю о войне, представали госсекретарь Раек, а следом за ним министр обороны Макнамара. С тем же успехом. В моменты кризиса американцы желают слышать президента, они хотят, чтобы он откровенно сказал им, что и как нужно сделать, чтобы продемонстрировал – у них есть вождь, храбрый человек, глава. Ничего подобного народ от Джонсона так и не дождался.

Почему так произошло – по-прежнему загадка. В мемуарах бывшего президента ничего об этом не говорится. Уолт Ростоу, советник Джонсона по вопросам национальной безопасности, в своей “Диффузии власти” обходит эту тему. Конечно, остаются “поношенные и утратившие товарный вид” объяснения, мол, Джонсон боялся разбудить в американцах зверя мстительности, опасался, что люди потребуют эскалации войны и еще более жестких мер. Некоторая правдоподобность у этой версии есть, но она не вполне убедительна. Выступление президента по телевидению вовсе не неминуемо привело бы к разрастанию конфликта. Поэтому нужны другие объяснения, и они есть у Брэструпа и других. Согласно мнению Брэструпа, малодушие Джонсона также стало результатом того, как освещали войну СМИ. Конечно, президент знал, что происходит в действительности, из официальных источников, однако газеты и телевидение (к которым он, как все говорят, очень прислушивался) рисовали совершенно иную, деморализующую картину. В лучшем случае президент находился в растерянности, в худшем – просто испугался.

Такой феномен – растерянность и дезориентация, вызванная потоком совершенно несхожей информации, поступающей из разных источников, – вполне возможен. Очень важна здесь точка зрения Гарри Макферсона, советника и одного из спичрайтеров президента Джонсона: “Думаю, в такое положение мы прежде никогда не попадали. Я поговорил с Уолтом Ростоу и спросил его, что же случилось. Честно говоря, я не поверил ему, поскольку, как и миллионы американцев, которые смотрят телевизор, решил, что мы угодили в скверную переделку. Полагаю, с точки зрения специалиста в вопросах социологии, особенно интересно наблюдать, как люди подобные мне – люди, ответственные за выражение точки зрения президента, – могут находиться под таким мощным воздействием СМИ, особенно имея доступ к реальной информации”‹35›.

Таким образом, самой крупной жертвой СМИ стал не кто иной, как президент. Смятенный, напуганный, понимающий, что ситуация внутри страны становится неуправляемой, Джонсон “прирос к стулу” и просидел на нем тот краткий миг, когда мог сказать людям правду, воодушевить их и повести за собой страну. Президент проиграл две первых битвы кампании, которая после Новогоднего наступления велась за умы и сердца американцев, в первом случае – СМИ, а во втором – антивоенным крикунам, отдав им на откуп души сограждан. Но США предстояло поражение еще в одной кампании, которую вел один из наиболее верных и опытных советников главы государства, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Эрл Дж. Уилер.

Все началось с того, что в Вашингтоне возникло ощущение, будто генерал Вестморленд остро нуждался в подкреплениях из-за ситуации, сложившейся во время Новогоднего наступления, и по причине угрозы противника контингенту МП США на базе Ке-Сань. Одним из главных участников этого драматического спектакля, разыгравшегося в 1968-м, являлся генерал Уильям Ч. Вестморленд. В 1970-м, уже будучи начальником штаба сухопутных войск, он, чтобы прояснить свою роль в тех событиях, дал указание министерству по делам армии (Department of the Army) выпустить материалы штабного расследования, получившего название “Белая книга”. В предисловии к ней Вестморленд заявляет, что генерал Уилер, адмирал Шарп и посол Банкер (три других главных действующих лица) с документом ознакомились и подтвердили подлинность содержавшихся в нем фактов. Как объясняет в “Белой книге” генерал Вестморленд, “история с запросом о присылке войск” хронологически и тематически разбивается на три фазы.

Вопрос о немедленной отправке ограниченных по численности подкреплений во Вьетнам был поднят 3 февраля 1968 года в обращении генерала Уилера к генералу Вестморленду. Председатель ОКНШ передавал озабоченность президента в связи с обстановкой в Южном Вьетнаме, особенно касательно событий, разворачивавшихся вокруг базы Ке-Сань. Джонсон спрашивал: “…не нужно ли вам подкреплений или какой-то иной помощи?”‹36› На следующий день, 4 февраля, генерал Вестморленд отправил начальству в общем и целом оптимистическое послание, где тем не менее выражал обеспокоенность возможным развитием событий в двух самых северных провинциях Южного Вьетнама. О необходимости получения подкреплений командующий даже не обмолвился.

Между тем наступил момент сказать свое слово для неприятеля. Ночью 5 февраля северовьетнамцы, при поддержке тяжелой и реактивной артиллерии, а также минометов, атаковали деревню Ке-Сань (находившуюся поблизости от носившей то же название базы морской пехоты). 6 февраля коммунисты захватили лагерь войск специального назначения Ланг-Вей, расположенный в восьми километрах к юго- западу от Ке-Сань. Еще шли тяжелые бои за Хюэ, противник также выдвигался к военно-воздушной базе в Да-Нанге. Вражеские действия усилили озабоченность Вестморленда относительно Ке-Сань, двух северных провинций и зоны ответственности I корпуса в целом. 7 февраля командующий провел совещание со старшими командирами армии и морской пехоты в штабе МП в Да-Нанге. Конечно, армейские не хотели слушать морских пехотинцев, а те, в свою очередь, не слушали армейцев, и было много шума, пока генерал Вестморленд, применив старый способ всех начальников, не показал всем, “кто тут главный”. К моменту завершения совещания армия и МП составили совместную схему действий не только по защите базы в Да- Нанге, но и по спасению американских или южновьетнамских солдат, которым удалось уцелеть после нападения противника на лагерь Ланг-Вей.

Для нейтрализации вражеской угрозы в двух северных провинциях генерал Вестморленд решил 8 февраля передислоцировать одну бригаду 101-й воздушно-десантной дивизии из района Сайгона в северный сектор зоны I корпуса, поставив в известность о своих намерениях генерала Уилера. Тот встревожился, поскольку видел, что Вестморленд идет на значительный риск, ослабляя войска США под Сайгоном. Генерал Вестморленд между тем считал степень риска минимальной. Сама по себе переброска одной бригады (от 3 000 до 5 000 чел.) вовсе не являлась крупным стратегическим шагом, в то же время разница в оценке риска Уилером и Вестморлендом подчеркивала несходство их взглядов на ситуацию. Генерал Вестморленд уже 8 февраля пребывал в уверенности, что переломил хребет Новогоднему наступлению Зиапа, а потому опасаться возобновления натиска коммунистов на южновьетнамские города не следует. КОМКОВПЮВ считал, что источником новой угрозы станет активность неприятеля в северных провинциях и, в частности, его атака на Ке-Сань. Соответственно, Вестморленд стремился по возможности нейтрализовать действия коммунистов или же хотя бы свести угрозу к минимуму. Со своей стороны генерал Уилер, сбитый с толку (как и президент) мрачными и лживыми репортажами с мест событий, думал, что противник по-прежнему силен и надо ожидать второй волны наступления на города, главным образом на