он пишет: “Современные журналисты оказались не готовы воспринять особый характер событий Новогоднего наступления. Сложность многообразных составляющих происходящего ошеломила и ввела в заблуждение репортеров, комментаторов и вместе с ними их начальников”‹25›.
Однако другие эксперты в области СМИ не столь благодушны. Так, журналист Роберт Элигэнт, проведший во Вьетнаме несколько лет, не без желчи упрекает коллег за то, как они освещали не только Новогоднее наступление, но и вообще всю войну. Он пишет: “…никогда прежде не было у СМИ столь же четко отработанной, всеми их силами поддерживавшейся коллективной установки на ложь и искажение фактов. Фактически наши собственные корреспонденты приписали победу врагам”‹26›.
Элигэнт убежден, что американские корреспонденты во Вьетнаме находились в глубокой изоляции от того, что происходило вокруг. Как он считает, от вьетнамцев журналистов отделяли языковые и культурные барьеры, а от своих же военных “моралистическая позиция и политические предрассудки”‹27›. Результатом изоляции, по мнению Элигэнта, стало “превращение журналистского корпуса, занятого освещением событий во Вьетнаме, в некое закрытое, живущее по своим законам сообщество, способное видеть действительность только через призму выработанных им стандартов восприятия”‹28›. Ну и конечно, свое слово сказал стадный инстинкт. Многие корреспонденты высказывались о войне негативно, потому что так описывали ее другие. Как считает Элигэнт, любой репортер, пожелавший выразить собственную позицию, пойти наперекор журналистскому братству, рисковал подвергнуться профессиональному и персональному остракизму. Элигэнт называет и другие причины. Он отмечает ужасающее невежество представителей СМИ, большинство из которых вообще плохо представляло себе предмет, о котором шла речь, не знало, как ведется война вообще, а особенно война партизанская. Как и полагается невеждам, они подменяли знания космической уверенностью в своем всеведении. То, чего они не понимали, или то, что казалось им невозможным, считалось несуществующим, несмотря ни на какие свидетельства обратного.
Однако Элигэнт предлагает заглянуть глубже и, отвечая на собственный вопрос “Чем же объясняется… столь поверхностный и столь предвзятый взгляд СМИ?”, заключает: “Главной причиной, с моей точки зрения, является чрезмерная политизированность корреспондентов, вызванная ростом ажиотажа вокруг вьетнамского вопроса в Европе и в Америке. СМИ были 'против правительства' на инстинктивном уровне и, по крайней мере невольно, на стороне врагов Сайгона”‹29›. Наконец-то Элигэнт сказал то, что нужно, – в СМИ подвизались почти исключительно убежденные либералы, а они не могли отражать события по- иному.
Вместе с тем СМИ не состоят исключительно из одних репортеров. Им совсем не безразлично мнение об их продукции всевозможных шефов бюро, редакторов и издателей, которые нанимают на работу журналистов, и которые могут их уволить. Какие люди представляли журналистскую элиту? Опрос, проведенный в 1981 году среди 240 корреспондентов ведущих компаний СМИ – “Нью-Йорк тайме”, “Вашингтон пост”, “Уолл-Стрит джорнел”, “Тайм”, “Ньюсуик”, “ЮС ньюс энд уорлд рипорт”, CBS, NBC и ABC, – очень многое проясняет.
Так, 54 процента журналистов причисляли себя к либералам, и только 19 процентов говорили о своей правой ориентации. Давая же оценку коллегам, пятьдесят шесть процентов выразили мнение, что люди, с которыми они работают, принадлежат к левому крылу политического спектра и только восемь процентов – к правому. В подавляющем большинстве своем элита СМИ голосует на президентских выборах за демократического кандидата. Так, в большинстве случаев трубы четвертой власти трубят в поддержку либералов и с особой охотой воспевают социально ориентированный социализм. Целых 68 процентов считают, что правительство должно сокращать разрыв в доходах между бедными и богатыми. Многие ведущие журналисты выказывают недовольство социальным строем. Довольно устойчивое меньшинство – 28 процентов – приветствовало бы глобальное переустройство всего общества в целом. Пропорциональное количество ведущих представителей СМИ держится мнения, что любой политический строй, любое государство – аппарат насилия, поскольку власть, так или иначе, сосредоточивается в руках кучки правителей‹30›.
Освещение Новогоднего наступления телевидением показало пугающую мощь этого средства массовой информации и влияние, которое оно может оказывать на ход событий. 18 июля 1982 года ведущий одной постоянной газетной рубрики, Том Уикер, появился на телеэкране в передаче “Час Дэвида Бринкли” с постоянными телеведущими Бринкли, Сэмом Дональдсоном и Джорджем Уиллом. Все эти придерживающиеся довольно разных политических взглядов люди сошлись во мнении, что для государства совершенно невозможно продолжать войну, когда каждый вечер на экранах телевизоров люди видят кровь и ужасы сражений. Джордж Уилл привел в пример битву при Энтиетэме времен Гражданской войны и сказал: “Если бы северяне видели это сражение в живом цвете, они бы выбрали президентом Макклеллана, и сегодня у нас было бы две страны”{40}. Еще один участник беседы добавил, что “ТВ и другие СМИ фактически обладают контролем над национальной политикой”. 1 августа 1982-го в этой же самой программе участвовал редактор “Вашингтон пост” Бен Брэдли. Он сказал, что телевидение может управлять мнением народа и что британское ТВ не освещало события на Фолклендах, благодаря чему и удалось избежать падения популярности войны у населения. В заключение программы Дэвид Бринкли процитировал высказывание Уилла относительно Энтиетэма, сделанное им 18 июля 1982 года, и добавил: “Точно так оно и есть”.
Британский военный историк Элистер Хорн подкрепил выводы, сделанные участниками программы Бринкли. Говоря об уроках войны на Фолклендах, Хорн писал: “Несмотря на недовольство представителей прессы, прикомандированных к Тактическим силам, британские военные поставили СМИ в жесткие рамки, и это, несомненно, пошло на пользу делу. Картина разительно отличалась о той, которая создавалась во время Вьетнамской войны. Репортажей с места событий телевидение не вело, если же что-то негативное все же просачивалось и доходило до сведения публики (как, например, реальные кадры агонии британских солдат, раненных при Блафф-Коув){41}, результаты немедленно становились заметными. Я всегда подозревал, что, если бы телевидение существовало во время Первой мировой войны, боевые действия пришлось бы прекратить еще до битвы при Марне, а мы все сейчас говорили бы по-немецки”‹31›.
Однажды я слышал, как генерал Максвелл Тейлор говорил в присутствии нескольких высших офицеров на неформальной встрече, что самую крупную ошибку во время войны во Вьетнаме правительство допустило, не введя цензуру на новостных программах. В журнальной статье в 1971-м генерал Тейлор пошел даже дальше и обвинил СМИ вместе с радикалами в том, что они использовали войну для подрыва устоев общества. По его мнению, нападки прессы и радикалов были столь пагубны для обороноспособности государства, что “любая мыслимая концепция национальной безопасности непременно должна включать в себя такие средства обеспечения защиты источников нашей мощи, какие необходимы для этого сегодня”‹32›. В подтексте замечания Тейлора содержится призыв к введению цензуры в прессе и на ТВ, причем не только в зонах боев за границей, но и в самих Соединенных Штатах. Он не говорит конкретно, что и как нужно сделать, но его вполне можно считать пророком, опередившим свое время.
Исполнительный редактор “Нью рипаблик” Мортон М. Кондрак в 1982-м подытожил аргументы в пользу введения цензуры в СМИ. Он сказал: “Уроки последних войн доказывают, что самый разумный совет, который можно дать государствам: если есть возможность, необходимо вводить полную цензуру (в отношении освещения боевых действий). Делу Израиля очень повредили репортажи из Ливана, нам же – километры пленки, отснятой во Вьетнаме. Британцы сначала победили Аргентину, а уж потом разрешили показать то, что там было плохого. Не стоит сомневаться, Советы никогда не дадут своему народу увидеть, что происходит в Афганистане, и миру нечего пенять им за это. Если бы ЦРУ оказалось поумнее, оно вооружило бы афганских повстанцев не только винтовками, но и кинокамерами. В современном мире телевизионная и видеопленка – пострашнее пушек”‹33›.
Не надо считать, что до этого только недавно додумались. В 1965 году генерал Вестморленд вполне серьезно предлагал ввести цензуру для репортажей СМИ из Вьетнама, но не видел способа, как осуществить это на практике. В своей книге Вестморленд говорит, что в 1972-м, во время визита на техасское ранчо к президенту Джонсону, бывший президент заметил: “Несмотря ни на какие сложности, было необходимо ввести цензуру в самом начале конфликта”‹34›.
Проблема и правда была сопряжена с рядом сложностей. В частности, следовало определить: кто должен был заниматься цензурой, американцы или южновьетнамцы? В конце концов, американцы находились в Южном Вьетнаме не на своей территории, они были “гостями” суверенного государства, а
