сообщалось, что ряды парламентариев из верхней палаты, выступавших за продолжение участия США в конфликте, редеют – верными вьетнамской политике Джонсона остаются сорок четыре сенатора, тогда как сорок выступают против. Примерно такой же расклад симпатий наблюдался и в нижней палате. 20 сентября “Крисчен сайенс монитор” сообщила, что из 205 опрошенных конгрессменов сорок три признались, что в последнее время отказались от поддержки президентской политики во Вьетнаме. В октябре 1967 года с “президентского корабля” сбежал мощный печатный орган, журнал “Тайм энд лайф”. 8 октября “Нью-Йорк тайме” заявила, что, по данным проведенных ее сотрудниками опросов, поддержка войны со стороны парламентариев нижней палаты падает‹28›. Перенимая эстафету от магнатов периодики, начали менять характер освещения войны и телевизионщики, которые, по выражению авторов книги “Документы Пентагона”, “…мигрировали со своей позиции, традиционно враждебной администрации, к роли катализатора публичного протеста против войны”‹29›. Все лето и всю осень 1967 года американские граждане, читая газеты и поглядывая на телеэкраны, находили там кровь, грязь и ужасы войны и постепенно приходили к мысли, что сомнительные цели, преследуемые США во Вьетнаме, просто всего этого не стоили.
Ослабление поддержки народа Соединенных Штатов выражалось в том, что военным связывали руки. Им уже не приходилось надеяться на значительное увеличение американского контингента во Вьетнаме, вне зависимости от того, существовала в том необходимость или нет, поскольку наращивание военного присутствия в регионе потребовало бы призыва на службу части резервистов, что казалось президенту Джонсону равносильным совершению политического самоубийства. Ослабление поддержки войны со стороны общества обусловливало и стратегию. Ведь если народ еще как-то был готов терпеть войну в тех масштабах, в которых она велась в 1967-м, то чего же ждать, если придется распространить военные действия на территорию Лаоса, Камбоджи или Северного Вьетнама? А если нанести удар по дамбам или применить атомное оружие? Подобные мысли толкали президента обратно к бесполезной ограниченной войне. Единственное, на что можно было надеяться в ней, это на то, что “какой-нибудь выход найдется”.
Все, что происходило дома, отражалось и на военнослужащих на передовой – холодок растущего общественного осуждения проникал в окопы и блиндажи. Командиры дивизий, полков, батальонов и рот шли на все, только чтобы сократить потери. За время моей службы во Вьетнаме с 1967 по 1969 гг. я ни разу не видел и не слышал приказа, требовавшего от американских офицеров избегать потерь. Однако старшие офицеры знали: с них спросят объяснений, если окажется, что потери в их части превышают норму, особенно в том случае, если разница между своими потерями и ущербом, нанесенным противнику, будет меньше, чем в других подразделениях, занятых в аналогичных операциях.
В результате сухопутные силы США во Вьетнаме разработали новый подход к боевым действиям. Теперь американская пехота “разыскивала” и “сковывала” неприятеля, тогда как обеспечивающим огневую поддержку частям приходилось “разбивать” и “приканчивать” его. Точно так же “положили на полку” прославившую себя прежде тактику огня и маневра. Теперь вместо того, чтобы сходиться с неприятелем в ближнем бою, делали следующее: обнаружив противника, отступали на оборонительные позиции, предоставляя приканчивать его ВВС, штурмовым вертолетам и артиллерии. Многих американских офицеров подобный подход возмущал, и они приписывали начальству кучу грехов, начиная от неразумных тактических решений и кончая трусостью. Даже генерал Вестморленд, при котором и выкристаллизовался такого рода метод, осуждал подобную тактику, однако он начал делать это не раньше, чем, уехав из Вьетнама, занял пост начальника штаба армии. Причем касался он не столько самой войны во Вьетнаме, сколько сетовал по поводу того, какой негативный эффект окажет подобный подход на молодых офицеров, которые на практике не были знакомы с другой тактикой. Что они станут делать, когда им придется воевать в следующей войне? Критика Вестморленда, по всей видимости, разумна. Но вот только ни он, ни другие противники “экономичного подхода” не дают ответа на вопрос: что было бы, если бы пехота постоянно ввязывалась в перестрелки с противником или сходилась с ним врукопашную?
По мере того как снижалась поддержка войны в США в 1967-м, на первый план выходила политика умиротворения и переговоров. Чтобы вдохнуть новую жизнь в программу пацификации, президент Джонсон направил во Вьетнам Роберта Комера и нового посла, Эллсворта Банкера, которые прибыли в регион в конце апреля – начале мая. Обоим предстояло сыграть важную роль во Второй Индокитайской войне.
Если и есть такое понятие, как американский аристократ, каковыми становятся не только по праву рождения, а вследствие больших достижений, благородства характера, заслуг перед отечеством, тогда Эллсворта Банкера можно смело причислить к тем немногим, кто достоин такого звания. Родился он в Йонкерсе, в штате Нью-Йорк, 11 мая 1894 года. В 1916-м закончил Йельский университет, работал в бизнесе (в Национальной сахарорафинадной компании), а до своего направления в Сайгон уже успел послужить в качестве посла Соединенных Штатов в Индии, Италии и Аргентине. Пользовался особым доверием президента Джонсона за то, как мастерски справился с ролью специального представителя США во время доминиканского кризиса 1966 года.
Банкеру было семьдесят два, когда в апреле 1967-го президент Джонсон решил предложить ему неперспективный пост посла во Вьетнаме. Несмотря на возраст, ежедневно проводивший много времени на теннисном корте Банкер находился в отличной форме. Годы, ум, манеры, личное обаяние и прекрасный послужной список помогли Банкеру и заставили прислушиваться к нему генералов и высших чиновников в Сайгоне. На протяжении всего периода нахождения на посту посол Банкер оставался патриотом и “ястребом”, более того, “ястребом”-оптимистом. В 1967-м он считал, что США выигрывают войну и будут продолжать выигрывать ее. Что ж, если бы она велась в соответствии с его взглядами, то уверенность Банкера не оказалась бы беспочвенной. Страна в большом долгу у Эллсворта Банкера.
С самого своего появления во Вьетнаме Банкер стоял на том, что называл концепцией “одного фронта”. Хотя в марте 1967-го президент принял решение поручить программу умиротворения Вестмор-ленду, Банкер с его теорией “одного фронта” здорово помог командующему. В первой же своей речи посол Банкер твердо заявил, что не желает слышать выражений вроде “военный фронт” и “фронт умиротворения”, есть только один фронт, и им командует и будет командовать генерал Вестморленд, а Комер, несмотря на посольскую должность и соответствующий ей ранг четырехзвездного генерала, станет руководить программой пацификации как помощник Вестморленда. Итак, Роберт Уильям “Боб” Комер, известный также как “Блоуторч” (Blowtorch, то есть “Паяльная лампа”, все другие его прозвища непечатные), вышел на сайгонскую арену – любое место, куда выходил Боб Комер, быстро превращалось в арену.
Во Нгуен Зиапу понравился бы Боб Комер, который так же, как и Зиап, не был “симпатягой”. Он был “шершавым”, властолюбивым, хитрым, послушным (когда надо), тщеславным, эгоцентричным, помнящим о своих высоких полномочиях и не любившим, чтобы другие забывали об этом. Его по-настоящему всецело заботило только одно – карьера – ив связи с этим успех программы умиротворения. Несмотря на сложный характер (или же именно вследствие этого), Боб Комер принадлежал к числу людей, которых называют пробивными, и отличался кипучей энергией и острым как лезвие бритвы умом. Он представлял собой бюрократа высшей марки, всегда четко знавшего, как решить дело официальным путем и как “с заднего крыльца”. В его “репертуаре” имелся широкий набор всевозможных средств: от неявных угроз, едкого сарказма, стучания по столу кулаками до откровенного подхалимажа и холодной расчетливости, – и все это он при необходимости пускал в ход ради достижения поставленных целей.
Дух могучей личности Комера хорошо отражен в служебной записке на имя президента Джонсона, составленной 18 марта 1967-го перед самым совещанием на Гуаме. Как мы помним, на том самом совещании Джонсон поручил реализацию программы умиротворения Вестморленду. Комер пишет следующее: “Вам известно, что вы всегда можете рассчитывать на меня как на доброго солдата и твердого сторонника вашей вьетнамской политики в любом деле, направленном на то, чтобы одержать победу во Вьетнаме. Я готов сделать все, что только в человеческих силах.
Не стану скрывать, я нахожусь в некотором смущении в связи с переменой планов относительно моей миссии. Я полагал, вы намеревались послать меня (во Вьетнам) как второго человека, чтобы я занимался всей гражданской стороной дела. В связи с изменением планов (о чем я совершенно случайно впервые узнал три дня тому назад), похоже, меня понижают до третьего человека (или даже четвертого, учитывая еще Вести), ограничивая круг моих обязанностей 'умиротворением', – даже Портер обладал более обширными полномочиями.
