снова моего брата.
– Да, давайте послушаем! – воскликнула Стейннрид, которой тоже не нравилась эта убежденность Вальборг, что теперь
Девушки несколько принужденно засмеялись.
– Лучше что-нибудь про великана и ведьму! – подхватила фру Альвгейра. – Ведь еще говорят, что Торвард конунг на самом деле не сын Торбранда, а сын того великана, у которого жила его мать.
– Это неправда! – заверил Оддбранд. – Он родился больше года спустя после того, как кюна Хёрдис стала женой Торбранда конунга. Так что великан здесь ни при чем.
– Очень даже при чем! – смеясь, не сдавалась фру Альвгейра. – Ведь великаны живут дольше людей, значит, и плод великана вынашивается не девять месяцев, а год и больше!
– Прекратите эти глупости! – с негодованием прервала их Вальборг. Ее отчасти коробили, отчасти оскорбляли эти разговоры. – Слэттенланд воюет не с великаном и ведьмой, а с Торвардом конунгом. Я хочу узнать, что он за человек, и меня не занимают всякие грязные сплетни!
– О, ты мудра не по годам, йомфру! – почтительно протянул Оддбранд. – И не сочти это за пустую лесть. Если бы все люди думали, прежде чем судить других, и старались хоть что-то о них узнать, то в мире было бы гораздо меньше ссор.
При этом он бросил быстрый взгляд на деву-скальда, но она не поднимала глаз и не заметила этого. Зато Вальборг заметила и взглянула на него как-то пристальнее. У нее мелькнуло впечатление, что она и этот чужой старик о некоторых вещах думают одинаково. По крайней мере, о том, что в этом ненужном и опасном походе виновата неуемная и неуместная мстительность девы-скальда. И в душе ее возникло расположение к такому мудрому человеку, пусть даже он и фьялль!
– Ингитора, иди сюда, послушай! – позвала кюна Аста. – Здесь говорят о Торварде конунге. Тебе будет любопытно послушать!
– Мне будет любопытно посмотреть на его голову – отдельно от тела! – крикнула из своего угла Ингитора. – А если уж премудрый старец рассказывает о его подвигах, пусть расскажет о том, как славный Бальдр секиры проглотил стрелу!
– Как – проглотил стрелу? – спросило разом несколько голосов.
– Ой, а это правда? – без тени насмешки, с простодушным любопытством воскликнула кюна Аста. – Расскажи!
– Это неправда, кюна, – почтительно заверил Анвуд. – Но правда, что у Торварда конунга шрам на правой щеке. Если вам любопытно, я расскажу, откуда он взялся. Этот шрам Торвард конунг вынес из своего первого самостоятельного похода…
– И это, должно быть, составляло всю его добычу! – съязвила Ингитора.
– Если кому-то не нравится наша беседа, то никто их здесь не держит! – так же язвительно и даже вызывающе заверила Вальборг. – В гриднице ты, Дева Битв, найдешь достойных собеседников! Ты ведь гнушаешься женскими работами, тебе всегда было много веселей с мужчинами!
– Да! Они реже говорят глупости! – с готовностью дала отпор Ингитора. – А если ты хотела послать меня не в гридницу, а прямо в дружинный дом, то так прямо и скажи! И все сразу увидят, насколько дочь Хеймира конунга уважает свой род и как она учтива с невестой своего брата!
– Не ссорьтесь, девочки, не ссорьтесь! – с беспокойством принялась унимать их кюна Аста. Ее удручало, что они все время спорят, тем более что причины их раздоров она никак не могла уловить. – Не ссорьтесь, не надо! Нам всем так грустно без Эгвальда, не будем же огорчать друг друга еще больше! Подумай, Вальборг, Эгвальд был бы вовсе не рад услышать то, что ты говоришь!
– Рассказывай, старик! – крикнула Ингитора. – Я не буду тебе мешать. Хотя я надеюсь, что ты говоришь о покойнике.
– Торварду ярлу сравнялось тогда пятнадцать лет! – начал рассказывать Оддбранд. – Торбранд конунг решил, что сын его уже достаточно взрослый, чтобы попытать свою удачу. Торбранд конунг дал ему корабль на пятнадцать скамей и сорок хирдманов. Тот корабль звался «Зеленый Дракон», потому что нос у него был выкрашен в зеленый цвет. В тот раз они поплыли на север. Торварду ярлу очень хотелось узнать, что за люди живут еще севернее вандров.
– А разве там еще есть люди? – изумленно воскликнула Стейннрид. – Там же одни инеистые великаны!
– Вот и Торвард ярл подумал так! Но когда сыну конунга пятнадцать зим, ему кажется, что только инеистые великаны и могут быть ему достойными противниками. Но на деле вышло не так. Когда они плыли мимо леса – это очень большой лес, хотя, мне помнится, у него нет никакого названия, – на них напал один «морской конунг».
– Бергвид Черная Шкура? – спросила кюна Аста.
– Нет, ведь это случилось почти четырнадцать лет назад. Бергвид Черная Шкура тогда только выбрался из рабства и еще не разбойничал на морях. А возле того леса была стоянка Атли Собачьего. Его так прозвали, потому что он был объявлен вне закона, скитался один в пустынных местах и ел даже собак, которых воровал на пастбищах. Собачье мясо сослужило Атли дурную службу. Он стал таким подлым, что честному человеку было стыдно с ним сражаться. Он напал на стоянку Торварда ярла ночью.
– Так вот у кого он научился нападать на людей ночью! – фыркнула Ингитора. Против воли она слушала: в ней тоже пробудилось вдруг любопытство к юности человека, о котором она так много думала.
– Конечно, они выставляли дозор, но у Атли было намного больше людей, – продолжал Оддбранд, помнивший, что торговцу не пристало спорить с невестой конунгова сына. – К нему ведь стекались всякие беглые рабы и объявленные вне закона. Потом, когда Атли уже не стало на свете, остатки его ватаги ушли к Бергвиду. Но об этом потом…
– Долог путь к подвигам Торварда конунга! – пробормотала Ингитора.
Вальборг бросила на нее сердитый взгляд.
– Что ты хочешь сказать нам, йомфру? – с невозмутимой учтивостью спросил Оддбранд.
насмешливо ответила Ингитора. Полустрофа получилась так себе, но отвечала своей цели: девушки засмеялись, засмеялась кюна Аста. Вальборг нахмурилась.
– А ты, йомфру, верно, уже слышала эту сагу! – с почтительным удовольствием заметил Анвуд. – Да, об этом тогда поговаривали. Правда, тебе в то время было лет семь, да? Ведь как раз через год Торвард ярл повесил Атли Собачьего на дубу над морем, кверх ногами, а половину его ватаги, кто уцелел после сражения и кого удалось захватить, продал в Винденэсе. Так что сейчас ты сказала скорее хвалебный стих, чем какой-нибудь другой. Он поблагодарил бы тебя, если бы узнал.
Вот теперь засмеялась йомфру Вальборг, и это был смех человека, наконец-то свершившего свою месть, а до того год не смеявшегося.
– Понимай как знаешь! – небрежно ответила Ингитора. – Дела его, видно, так плохи, что и такую сомнительную похвалу он должен ценить!
На самом деле она разозлилась и на свою оплошность, и на Анвуда, который так ловко ее поймал. Ничего хуже, чем складывать хвалебные стихи про Торварда, она сейчас и придумать не могла бы! Эгвальду она этим оказала очень плохую услугу. Привычка говорить стихами может далеко ее завести!
– Ну, а что же вышло в тот первый раз? – спросила кюна Аста.
– У Атли было в начале битвы вдвое больше людей, – снова стал рассказывать Анвуд. – Но почти половину хирдманов Торварда ярла они убили еще спящими, застрелили из темноты. Торвард ярл храбро сражался, но его ударили по голове веслом. Очнулся он уже связанным. Все, кто оставался в живых из его дружины, тоже стали пленниками. А те даже не знали, кто попал к ним. Атли не был так честен, чтобы перед битвой назвать свое имя и спросить о том же противника.
– Вот-вот, как и сам Торвард конунг, когда напал на моего отца! – бормотала Ингитора, но понимала, что все в девичьей захвачены рассказом и сочувствуют юному Торварду гораздо больше, чем ее отцу, к несчастью которого давно привыкли.
– Всех их связали и оставили лежать на корабле. Сами разбойники сидели на берегу возле костра.