гигант большого бизнеса.
– «Уникорн», говоришь? – задумчиво повторил Рудик и снова углубился в ряды цифр на ксерокопиях.
Несколько минут прошло в полной тишине. По ходу дела Рудик вытащил карманный калькулятор, что-то сосчитал и снова глубоко задумался. В какой-то момент невдалеке замаячил вышколенный официант, но Леня отослал его жестом.
Наконец Рудик выпрямился, посмотрел на Маркиза чрезвычайно заинтересованно и произнес:
– Знаешь, мой дорогой, сегодня я, пожалуй, сам оплачу счет. То, что ты мне показал, настолько интересно, что вполне стоит хорошего обеда. Он допил вино из своего бокала и продолжил: – Судя по этим документам, огромные суммы из городского бюджета, направляемые на самые разные нужды, от здравоохранения до работ по восстановлению ветки метро, на какое-то время оседали на счетах этого загадочного «Уникорна». «Уникорн», в свою очередь, перечислял деньги государственным предприятиям, созданным при мэрии для обслуживания городского хозяйства и других целей, под видом краткосрочных кредитов и получал за это немалые проценты.
– То есть городской бюджет давал деньги самому себе в долг, а проценты за это получал «Уникорн»?
– Грубо говоря, да. Но самое замечательное в этой комбинации – не схема, сама по себе довольно изящная, а то, как долго эта схема функционировала, и то, какие огромные деньги осели на счетах «Уникорна»!
– О каких суммах идет речь?
– Многие десятки миллионов.
– Долларов? – поразился Маркиз.
– Естественно. Но учти, доказать причастность Богомолова к этой комбинации очень трудно, почти невозможно. Наверняка он все делал через подставных лиц, которых потом скорее всего убрал…
Маркиз молча кивнул, вспомнив убийство Валерии Кликунец. Кстати, и ее загадочное богатство, все эти роскошные наряды и драгоценности, находило теперь вполне понятное объяснение.
Но в то же время он вспомнил дискету в полиэтиленовом конверте и подумал, что позиции Богомолова не так прочны, как кажется.
– Вообще, мой дорогой, советую тебе держаться от всего этого подальше, – проговорил Рудик, прежде чем подозвать официанта и заказать ему кофе, – и избавляйся от акций «Петроинвеста», если они у тебя есть.
В кармане Лолиного халата заливался мобильный телефон, исполняя мелодию «Полета валькирий».
Лола несколько секунд колебалась, но все же не выдержала и достала трубку из кармана.
Звонил Главный.
– Олечка, золото мое! – простонал он таким страдальческим тоном, что даже Станиславский вынужден был бы сказать «Верю!».
– Что с вами, Олег Игоревич?
– Олечка, ты совсем больна? Ты никак не можешь нас выручить? Сегодняшний спектакль срывается! У нас нет Виолы!
– А как же Светлана?
Светлана Трясогузкина, актриса второго состава, на время болезни заменила Лолу во всех ее ролях, причем сквозь маску показного сочувствия светилась плохо скрытая бурная радость.
– Не спрашивай! – В голосе Главного звучало неподдельное отчаяние. – Она не появилась вовремя, на звонки не отвечает, а сейчас от нее передали записку, что она срочно уехала к жениху в Чемоданск!
– Нашла куда ехать! – негромко прокомментировала Лола. – По-моему, страшнее Чемоданска трудно что-то придумать… хотя я там, конечно, не была…
– Целиком с тобой согласен! – пропел Главный совершенно нехарактерным для него льстивым голосом. – Но теперь мы оказались в совершенно безвыходном положении. Придется отменять спектакль, а нас обещал посетить Пеликанский… Ты понимаешь, как это важно для театра…
Константин Пеликанский, видный петербургский театральный критик, бойкие и злые обзоры которого охотно печатали все городские издания и иногда даже публиковали в Москве, до сих пор не удостаивал их театр своим вниманием, поэтому Лола хорошо понимала чувства Главного.
– И с Шестого телеканала обещали приехать… – продолжал гнуть свою линию режиссер, – а тут – отмена спектакля…
– Ладно, – решительно проговорила Лола, – я приеду.
– Но ведь ты больна?
– Ничего, я соберусь с силами.
– Я всегда знал, Олечка, что ты настоящая актриса! Актриса с большой буквы! Которая доиграет спектакль, даже истекая кровью!
– Ну я пока не истекаю… – скромно произнесла Лола.
Главный добился своего и повесил трубку.
Лола сидела в кресле, глубоко задумавшись.
Она боялась, смертельно боялась нависшей над ней опасности, боялась наемного убийцы, который охотится за ней и в любую минуту может нанести смертельный удар, – но в то же время она не могла сорвать спектакль, к тому же спектакль, настолько важный для театра… Главный был абсолютно прав, она действительно настоящая актриса, для которой театр важнее жизни…
По крайней мере нужно загримироваться, прежде чем выйти из дому. Если она каждый раз создает новый образ для Лени, почему же не поработать и над своей собственной внешностью?
Вера Анатольевна, в прошлом ведущий инженер крупного оборонного предприятия, а теперь – консьержка, вязала шерстяные носки для внука и время от времени поверх очков бросала быстрый взгляд на лестницу.
Внук Веры Анатольевны так быстро снашивал шерстяные носки, что вязать их можно было не переставая. Впрочем, всю остальную одежду он снашивал с такой же удручающей скоростью. К сожалению, бабушка тринадцатилетнего разбойника не могла связать ему джинсы или кроссовки, поэтому она делала то, что было в ее силах. Благо вязать на ее работе разрешалось, а за долгие годы инженерной карьеры она приобрела виртуозные навыки вязания на спицах.
Над лифтом загорелась лампочка четвертого этажа, и вскоре из кабины вышла совершенно удивительная личность. Скрюченная, сгорбленная старушонка с лицом, замотанным до самых глаз мужским шерстяным шарфом, была тем не менее одета в довольно приличное черное пальто, и на ногах у нее были дорогие сапоги. Вера Анатольевна совершенно точно помнила, что эта старуха в дом не входила – разве что в другую смену, в дежурство второй консьержки – Галии Равилевны…
– Простите, дама, а вы из какой квартиры? – строго осведомилась у таинственной незнакомки бдительная Вера Анатольевна, неукоснительно блюдя строгие правила несения караула.
– Из шешнадцатой! – прошамкала подозрительная старуха, торопливо прошмыгнув к двери.
Вера Анатольевна неодобрительно покачала головой.
В шестнадцатой квартире не так давно поселилась симпатичная пара – приятный мужчина лет тридцати, очень вежливый и обходительный, с какой-то удивительно незаметной внешностью – поговорив с ним в течение нескольких минут, совершенно невозможно было вспомнить, как он выглядел. Его жена – или кто она ему, сейчас у молодежи не разберешь – была, напротив, женщина очень яркая и красивая. К тому же она всегда очень эффектно и дорого одевалась… Конечно, это вызывало у Веры Анатольевны некоторое вполне понятное завистливое неодобрение, но со временем консьержка привыкла смотреть на жильцов как на людей другого сорта, как на жителей других планет, и постепенно изжила в себе социальную недоброжелательность. А в остальном девушка из шестнадцатой квартиры была очень мила, вежлива и симпатична.
Однако в самые последние дни с этой квартирой что-то происходило.
Началось с того, что в отсутствие хозяина в квартиру стали приходить другие мужчины. Сначала появился плотный мужчина в возрасте чуть за пятьдесят, с вьющимися, слегка седеющими волосами и одутловатым нездоровым лицом – судя по внешности, замотанный бизнесмен средней руки.
