Головиха почему-то обращалась со своим сообщением исключительно в сторону Надежды Николаевны, говорившей с дочерью хозяина на другом конце стола.

— Вы мне говорите? — поинтересовалась девушка.

— Да, вам, мой ангел! Вы знали, что Карновский женится?

— Нет, не знала… Не думаю…

— А я не думаю, а знаю. Я знаю содержание его телеграммы.

— Возможно. Я чужих писем и телеграмм не читаю, — спокойно ответила Надежда Николаевна.

— Слопала, мать? — в восторге загоготал городской голова. — А вот и наш дражайший хозяин! Пётр Иваныч! Да что это с тобой? Или что взаправду стряслось?..

Гости обернулись. Исправник, с бледным, нахмуренным лицом, молча прошёл к своему дивану, уселся и, крякнув, тотчас же принялся за свой остывший чай.

Абрамов, низенький, сухой брюнет с пробором на голове и «котлетками» на щёках, одетый «под лейб- гвардию», какою она представлялась воображению уездного портного, щёлкнул шпорами и голенищами лаковых сапог и пожимал руки с тою особенною грацией, которая присуща чинам наружной полиции, служившим когда-то околоточными в столице.

— Петруша! Ради Бога!.. Что случилось? — испугалась хозяйка, взглянув на мужа.

Исправник, усиленно кряхтя, откинулся на спинку дивана, вытащил платок, с шумом высморкался, словно нечаянно махнувши платком по глазам, и повернул к гостям расстроенное лицо.

— Да… Гм… Ничего. Ничего особенного. Ты, Агнюша, не беспокойся, это не нас касается… Да! Вот и жизнь!.. Сейчас ты жив, здоров…

— Да не томи ты, ради Христа!..

— Да… гм… это я к слову. Да… так вот… Карновский-то наш…

— Что? — чуть ли не в один голос вырвалось у гостей.

— Гм… что?.. Да… приказал долго жить.

— Так точно! — подтвердил становой. — Два часа тому назад, можно сказать, трагически покончил жизнь… В моём участке! — прибавил он с приятной улыбкой, словно смерть общего знакомого была радостной неожиданностью, и он спешил связать эту новость с своим участком.

— Но ведь он только что уехал?

Исправник махнул рукой.

— Что ж, что уехал? По дороге… Несчастный случай!.. — прибавил он с сомнением в голосе.

— Но… каким образом?.. Расскажите подробно.

— Пусть уж он… — Исправник кивнул на станового. — Я, признаться, сам плохо понял.

Становой приятно улыбнулся и щёлкнул шпорами.

— Действительно! — начал он, охорашиваясь, чувствуя себя центром внимания. — Действительно, загадочная обстановка… Я, собственно, самое тело видал только издали, в бинокль, ибо подойти вплоть не представляется физиологической возможности, по причине скользкости льда и глубины снега.

— Он жив ещё… может быть? — беззвучно проговорила Надежда Николаевна.

— Что вы, помилуйте! — приятно улыбаясь, успокоительно возразил становой. — Мыслимо ли с такой высоты? Внизу утёсы, камень. Кроме сего, в бинокль всё отлично видать. У меня «Цейс» полевого типа. Ему сани спинкой прямо на грудь опрокинулись, господину Карновскому то есть… Помимо сего, от головы на окружающем снегу расплывается большое кровяное пятно, размером достигающее… Размера я, извините, в бинокль не мог определить… Туда теперь разве из Мишкиной заимки, оврагом, на лыжах пройти удастся. И то навряд. Саженей сорок-с!..

— Да, где это случилось?

— В Волчьей Пади-с… Вы, мадемуазель, изволите это место знать? — заметил становой, как вздрогнула Надежда Николаевна. — Опасное место! Неоднократно входил с представлением о необходимости оградить обрыв не мелкими, редко стоящими каменьями, а хотя бы монолитами размером…

— Постойте! — прервал исправник. — Вы расскажите-ка нам ещё, как всё это произошло… Я сразу ничего не сообразил… такая неожиданность!

— Да-с! — улыбнулся становой. — Чего неожиданней? Такое лицо, на линии Ротшильда или, можно сказать, миллиардера-с… Вы разрешите, я передам показания кучера господина Карновского, крестьянина, как бишь его, уезда, Кирьяна Николаева Стрепетова, уцелевшего счастливым случаем от катастрофы.

— Ну?..

— Два часа тому назад я, извините, только что собирался в клуб, — сильный звонок. Прислуга отпирает. Человек в растрёпанном виде и с ним урядник. Я уж думал, что по пьяному делу, хотел отправить до утра для вытрезвления, а урядник докладывает…

— Покороче!

— Слушаю-с!.. Так вот-с. Вышеозначенный Кирьян Стрепетов показал, что отправились они с барином на станцию к железной дороге, на собственных лошадях, коих господин Карновский намеревался, как известно, взять с собой в Петербург… Хорошо-с!.. Не доезжая несколько саженей до обрыва у Волчьей Пади, у господина Карновского выпал из саней саквояж… Действительно. Урядник таковой представил. Далее, судя по словам кучера, дело происходило так. Господин Карновский приказал Стрепетову идти разыскивать саквояж, а сам, правя лошадьми, двинулся шагом вперёд, намереваясь миновать опасное место и дождаться кучера на площадке.

— Как же… случилось?..

— Склизко-с! — ответил становой. — Не иначе как на раскате просунулись сани между камней и… то- го-с! Кучер рассказывает: «Я, — говорит, — саквояж барина вскорости нашёл. Несу, — говорит, — трусцой догоняю… Вижу, барин лошадей к самому обрыву направил. Ему за передком плохо видать. Кричу ему: — Барин, Вячеслав Константинович!.. Левее! Сорвётесь! Левее!.. А он, батюшка мой, второпях-то — мне всё видать — как рванёт правую пристяжную. Вожжей, должно быть, не разобрал, перепутал. Ну, очевидное дело, сани раскатились и того… Только и видал, — это кучер-то говорит, — как левая пристяжная в воздухе задними ногами лягнула…»

Гости затаив дух слушали повествование.

— Пётр Иваныч!.. Нам следует отправиться на место преступления! Немедленно! — сухо официально заявил товарищ прокурора.

— Слушаю-с! — буркнул исправник. — Только какое же преступление? Служащие Карновского на барина своего как на икону молились… Особенно Кирьян этот. Я его восемнадцатый год знаю, как он ещё у Лагутина служил… Разве этот может убить?

— Гм… Во всяком случае, обстановка, согласитесь, загадочная! Сам же кучер показывает, что он криком предупреждал…

— Я-с кучера неукоснительно в предварительное заключение направил… До выяснения дела-с! — ввернул становой, почтительно щёлкая шпорами в сторону прокурорского надзора.

— Мерси! — небрежно кинул судейский. — Так отправимся.

— Как прикажете! — отозвался исправник, не поднимаясь, однако, с своего дивана. — Прикажете, поедем. Только разрешите спросить, что мы делать там будем? Вечер-с! В бинокль сейчас не увидишь. По оврагу ночью ни один ямщик не повезёт, а с сорокасаженной высоты прыгать — это, извините, в обязанности моей службы не входит.

Прокурор покраснел и закусил губы.

— Необходимо всё-таки опросить окрестных крестьян.

— Каких-с? Волчья Падь от города в восьми вёрстах, а от ближайшей заимки в двенадцати.

— Необходимо тогда сообщить следователю.

— Сделано-с! Сообщил немедленно, как только Абрамов с докладом явился.

— В таком случае…

— В таком случае… — перебил хозяин, — разрешите посоветовать, позвольте ваш стаканчик, а потом в кабинет милости просим… Стол нас зелёный давным-давно ждёт. А завтрашний день пораньше и двинемся. Голова! Что ж ты закис? Карты ждут!

Приятель Карновского давно уже моргал покрасневшими глазами, напрасно стараясь сдержать слёзы. Теперь они сразу брызнули из глаз тучного лорд-мэра. Он едва не уронил голову в огромную чашку с чаем, которую специально для него держали в доме исправника, и проревел, всхлипывая: