охотничью куртку, а так — ни куртки, ни шкуры.

— Да, вот несчастье-то! Не горюйте, встречусь еще раз с медведем, и считайте, что шкура ваша.

— Вы мне подарите шкуру? А не случится наоборот? Вы думаете, что гризли только и ждут, чтобы явился гринхорн и заколол их? Охота у вас будет удачная, чего нельзя сказать о шутке насчет убывающей луны, которая, кстати, чести вам не делает. И давайте-ка оставим медведей в покое, по крайней мере на время, пока нас ждет работа. Отличная мысль — закончить нашу работу, а?

— Благородная, весьма благородная, Сэм!

— Да, теперь мы получим все денежки, которые нам обещали. А может… А пропади оно все пропадом! Вот было бы здорово!

— О чем вы, Сэм?

— Вот если бы вы получили все деньги… все!

— Не понимаю.

— Да что тут понимать? Если работа будет закончена, то нам должны заплатить. Ну а раз другие уже мертвы, то вам причитается их доля…

— И не думайте даже об этом, Сэм! Они ни за что не пойдут на такое.

— Все возможно, все, вам только надо по-умному все представить и потребовать всю сумму. Вы же почти один сделали всю работу! Ну так как?

— Нет, и не подумаю требовать больше, чем мне положено.

— Опять в вас говорит мальчишка! Сколько можно повторять, что здесь, в этой стране, ваша заморская скромность абсолютно не к месту! Ради вашего блага послушайте меня. Распрощайтесь с мыслью стать вестменом, им вы никогда не будете. Силенок не хватит. Вас ждет иная судьба, а для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Если будете умницей — получите хорошенькую сумму и заживете спокойно. Если же не послушаетесь меня свернете себе шею и сдохнете, как рыба, выброшенная на берег.

— А это уже не ваше дело. Я пересек Миссисипи не для того, чтобы стать вестменом, и плакать не стану, если это счастье обойдет меня. Вот только вас мне будет очень жаль.

— Меня? С какой стати?

— Вы отдали столько сил, чтобы из меня что-нибудь получилось; я так и слышу, как мне будут говорить: вам так не повезло с этим никудышным учителем.

— Никудышный?! Я?! Сэм Хокенс?! Да я все могу! Неблагодарный! Знать вас больше не желаю! — И он гордо удалился, но с полдороги вернулся и важно закончил: — Имейте в виду! Если вы не потребуете всех денег, то это за вас сделаю я и запихну их в ваш паршивый карман!

И Сэм торжественно зашагал прочь. Он наверняка считал, что идет словно король, но на самом деле походил на шута. Этот милейший человек как всегда желал мне добра. Вот и теперь он хотел, чтобы я получил все деньги, но на это я бы ни за что не согласился.

Инчу-Чуна оказался прав, когда говорил, что краснокожий воин в любую минуту готов отправиться даже в самый дальний путь. Жизнь в пуэбло продолжала идти своим чередом, ничто не напоминало о предстоящем отъезде. Ншо-Чи была такой же, как всегда, не то что белая дама, сборы которой не обходятся без суматохи и нервотрепки. Эта индеанка отправлялась в далекое и опасное путешествие за прелестями цивилизации, а держалась удивительно спокойно. Меня никто ни о чем не спрашивал, никто ко мне не приставал, я должен был лишь завернуть приборы в мягкие шерстяные одеяла, которые дал мне Виннету. Вечер мы провели как обычно, ни словом не обмолвясь о завтрашней поездке. Спокойствие и выдержка индейцев передались и мне, так что я заснул безмятежным сном. Рано утром меня разбудил Хокенс, докладывая, что все готово к отбытию. Рассвет только забрезжил. Холодное осеннее утро бодрило.

Наскоро позавтракав, все жители пуэбло высыпали проводить нас к реке. Там мне предстояло впервые увидеть, как шаман предсказывает исход путешествия.

На зрелище собрались все жители деревни. В этом важном обряде не последнюю роль играл наш старый фургон. Он стоял на том же месте, и шаман, повесив на него шкуры и покрывала, спрятался внутри.

Краснокожие окружили фургон, и священный обряд — я мысленно назвал его спектаклем — начался. Сначала из фургона послышалось ворчание и фырканье, словно свора собак и кошек готовилась к отчаянной схватке.

Я стоял между Виннету и его сестрой. Ншо-Чи сменила девичий наряд на мужской, и теперь ее сходство с братом стало еще заметнее. Непокрытые волосы она завязала узлом на макушке, как брат. На поясе висело несколько разных мешочков, нож и пистолет, на плече — ружье. В этом новом, вышитом разноцветными нитками и украшенном бахромой наряде девушка выглядела воинственно, но в то же время очень женственно и привлекательно, отчего все взгляды были устремлены на нее. Поскольку на мне был такой же костюм, то мы все трое стали похожи друг на друга.

Кажется, услышав странные звуки из фургона, я немного скривился, на что Виннету заметил:

— Брат мой не знает нашего обычая, а потому мысленно смеется над нами.

— Я никогда не смеюсь над обрядами, даже если ничего не понимаю.

— То, что ты сейчас услышишь и увидишь, будет спором двух сил: злого рока и счастливой судьбы.

И он начал объяснять мне символику звуков, а потом и жестов, и движений шамана. Фырканье прекратилось, и послышалось протяжное завыванье, прерывающееся легкими всхлипами. Страшное завыванье означало, что шаман видит впереди неприятности, а мягкие всхлипы говорили о добрых силах. Это продолжалось довольно долго; вдруг шаман выскочил из фургона и пустился как сумасшедший с диким ревом бегать по кругу. Затем слегка сбавил темп, перестал выть, напускной страх прошел, и он начал медленный замысловатый танец, сопровождающийся монотонным пением. Его лицо скрывала маска, тело было обвешано разными странными и даже жуткими предметами. Вскоре танец и пение постепенно прекратились, шаман присел, спрятал голову и долго сидел, не двигаясь и не говоря ни слова. Наконец резко поднялся и поведал зрителям то, что ему было дано увидеть в будущем.

— Слушайте, слушайте, сыновья и дочери апачей! Вот что открыл мне Великий Дух Маниту! Вожди Инчу-Чуна и Виннету и наш бледнолицый вождь Сэки-Лата уезжают со своими белыми и краснокожими воинами, чтобы отвезти в город белых молодую дочь нашего племени Ншо-Чи. Добрый Маниту будет оберегать их во время пути, и они возвратятся счастливо домой. Ншо-Чи останется там, а потом тоже вернется. Но одного из них мы не увидим больше никогда.

Он замолчал и опустил голову, чтобы выразить свое сожаление по поводу грустного пророчества.

— Уфф! Уфф! Уфф! — пораженные краснокожие заволновались, но никто не посмел задать вопрос: кого?

Колдун молчал, и Сэм Хокенс не выдержал:

— Кто же не вернется? Скажи нам, шаман!

Тот погрозил ему рукой, повременил, затем поднял голову, остановил свой взгляд на мне и воскликнул:

— Лучше бы меня не спрашивали! Я не хотел говорить, но любопытный бледнолицый, Сэм Хокенс, заставил меня открыть его имя. Мы больше не увидим Сэки-Лату! Смерть настигнет его. И пусть те, кому я предсказал счастливое возвращение, держатся от него подальше, если не хотят тоже умереть! Рядом с ним они в опасности, а вдали — спасены! Это открыл мне Великий Дух! Хуг! И он вернулся в фургон.

Краснокожие, глядя на меня, громко выражали свое сочувствие.

— Что этому бездельнику пришло в голову? — возмутился Сэм. — Вы умрете? Только такая глупая башка могла до такого додуматься! У него все мозги высохли! С чего он это взял?

— Лучше спросите, что за этим кроется! Он не любит меня, ни разу не заговорил со мной. Впрочем, я платил ему тем же и просто не замечал его. Боится, как бы мое влияние на вождей не перекинулось и на остальных, а тут подвернулся подходящий случай, вот он и напророчил мне беду.

— Ну, я ему сейчас задам! Пара хороших тумаков…

— Стойте, Сэм! Не стоит принимать глупости так близко к сердцу.

Инчу-Чуна, Виннету и Ншо-Чи, услышав такое пророчество, озабоченно переглянулись. Не знаю, поверили они в него или нет, зато прекрасно понимали, какое воздействие оно окажет на всех присутствующих. С нами должны были отправиться тридцать воинов, но если они поверили, что пребывание рядом со мной несет смерть, переубедить их будет невозможно. Раз предсказание не изменить, значит, надо