смягчить его силу. Моментально сообразив это, Инчу-Чуна и Виннету на виду у всех взяли меня за руки, и Инчу-Чуна громко, чтобы все услышали, сказал:
— Братья мои и сестры! Слушайте меня! Наш брат шаман умеет заглядывать в будущее, и то, что он предвидел, часто сбывалось. Но мы не раз убеждались, что он тоже ошибается. Обещал во время засухи дождь, но тот до сих пор не прошел. А перед последним походом на команчей сулил нам большие трофеи, а мы же, одержав победу, получили лишь несколько старых кляч и три дрянные винтовки. Советовал прошлым летом идти на реку Тояли, где пасутся стада бизонов, и мы последовали его совету, но добыли так мало мяса, что зимой чуть не умерли с голоду. Я могу вспомнить и много других случаев. Увы, зрение порой ослабевает. Может, он и сейчас ошибается, когда говорит о нашем друге, Сэки-Лате. Я предаю его слова забвению. Призываю сестер и братьев моих поступить точно так же. Посмотрим, сбудутся ли они.
И тут неожиданно вмешался Сэм:
— Не будем ждать, и не надо ждать, потому что есть способ сразу проверить, правду ли сказал шаман.
— О каком способе говорит мне мой бледнолицый брат? — удивился вождь.
— Сейчас скажу. Не только у краснокожих имеются шаманы, умеющие видеть будущее, и самый великий из бледнолицых шаманов — это я, Сэм Хокенс!
— Уфф, уфф! — удивились апачи.
— Да, да, удивляйтесь! Вы же принимали меня за самого обыкновенного вестмена, и все потому, что вы меня не знаете. Я вам не какой-нибудь первый встречный бродяга. Вы меня еще узнаете! Пусть воины возьмут томагавки и выкопают в земле узкую, но глубокую яму.
— Мой брат хочет заглянуть внутрь земли? — спросил Инчу-Чуна.
— Да, так как будущее сокрыто или в чреве земли, или в звездах. Но сейчас, ясным днем, звезд не видно, поэтому я обращаюсь к земле, доходчиво объяснил Сэм.
Несколько индейцев бросились копать томагавками яму в земле.
— Бросьте валять дурака, Сэм, — шепнул я. — Если краснокожие поймут, что вы водите их за нос, дело может принять совсем нежелательный оборот!
— Я валяю дурака? Вожу за нос? А как называется то, что выделывал тут их шаман? Не водил за нос? Что можно ему, позволительно и мне, чтоб мне лопнуть, уважаемый сэр. Я знаю, что делаю. Отойдите и не мешайте мне колдовать. Если мы ничего не предпримем, то воины, которые пойдут с нами, начнут сторониться нас.
— Вы, конечно, правы, но умоляю вас: не ломайте комедию!
— Никаких комедий не будет! Не волнуйтесь!
И все-таки мне стало как-то не по себе. Я прекрасно знал склонность Сэма к шуткам. Надо было остановить его, но Сэм уже направился к индейцам, чтобы показать, какой глубины рыть яму.
Когда яма была готова, он приказал воинам вернуться на свои места, а сам снял кожаную куртку, застегнул ее на все пуговицы и водрузил над ямой, так что теперь старая хламида напоминала деревянную трубу. Покончив с приготовлениями, он сделал трагическое лицо и воскликнул:
— Мужчины, женщины и дети апачей сейчас увидят, что я, бледнолицый кудесник, буду делать, и удивление охватит их! От моих волшебных заклинаний разверзнется земля, и я увижу, что нас ждет в ближайшем будущем!
Отойдя на несколько метров от ямы, он медленно и торжественно стал описывать вокруг нее круги, повторяя, к моему величайшему удивлению, таблицу умножения, причем так быстро, таким гнусавым голосом и с такими ошибками, что не только индейцы, но и мы почти не разбирали слов. Дойдя до умножения на девять, он ускорил шаг и для разнообразия принялся быстро подскакивать вокруг куртки, громко завывая и размахивая руками. Набегавшись и накричавшись до хрипоты, он подошел к куртке, несколько раз низко ей поклонился и засунул голову в горловину, чтобы заглянуть внутрь ямы.
Я страшно волновался, наблюдая за его кривляньем, однако, оглядевшись, понял, что краснокожие весьма серьезно воспринимают этот спектакль. Лица обоих вождей по-прежнему выражали спокойствие, хотя, несомненно, Инчу-Чуна догадывался, что Сэм ломает комедию.
Старый хитрец продержал голову внутри куртки примерно минут пять, при этом размахивал руками, словно видел перед собой страшные и необыкновенные картины. Наконец с важным видом вытащил голову, расстегнул куртку, надел ее вновь на себя и обратился к собравшимся:
— Пусть мои краснокожие братья зароют яму, потому что, пока земля открыта, я не могу говорить.
Когда все было сделано, Хокенс глубоко и облегченно вздохнул, как сильно уставший человек, и начал вещать:
— Ваш краснокожий брат шаман плохо увидел будущее, оно совсем другое. Я узнал, что произойдет в ближайшие недели, но всего открыть не могу. Могу лишь кое-что объяснить. Я видел ружья и слышал выстрелы. Тот, кто сделает последний выстрел, останется жив, последним же выстрелит ружье Шеттерхэнда. Он победит. Несчастье грозит моим краснокожим друзьям, и только рядом с Шеттерхэндом они будут в безопасности. А если сделают так, как говорил ваш шаман, то погибнут. Я все сказал! Хуг!
Пророчества Хокенса произвели ожидаемое впечатление, по крайней мере в данный момент. Краснокожие ему явно поверили, но с опаской поглядывали в сторону фургона, ожидая появления шамана. Но тот не показывался — верный знак того, что признал себя побежденным. Сэм Хокенс подошел ко мне и, сверкнув глазами, спросил:
— Ну, сэр, как у меня получилось?
— Как у самого настоящего обманщика!
— Отлично! Значит, все в порядке? Или нет?
— Да, мне кажется, вы своего достигли.
— Наверняка. Шаман посрамлен и не посмеет теперь носа высунуть.
Виннету спокойно и многозначительно взглянул на нас. Его отец не выдержал, подошел и обратился к Сэму:
— Мой белый брат очень мудр, у него есть куртка пророчеств, и он лишил слова шамана силы. Слава о его куртке пройдет от одной Большой Воды до другой. Но Сэм Хокенс сказал лишнее.
— Что же лишнее? — недоумевал бледнолицый прорицатель.
— Достаточно было упомянуть, что Сэки-Лата не принесет несчастья. Зачем Сэм Хокенс добавил, что смерть подстерегает нас?
— Потому что я так видел в яме.
Инчу-Чуна остановил его:
— Вождь апачей знает, как обстоит дело. И не стоило говорить о смерти, вселять страх в души наших людей.
— Страх? Воины апачей смелые и бесстрашные люди.
— Да. И мы докажем это, даже если на наш отряд, наш мирный отряд нападут враги. Выступаем!
Привели лошадей, на них погрузили мои инструменты, съестные припасы и прочие необходимые вещи.
У индейцев существует свой обычай провожать отправляющихся в поход: жители деревни некоторое время бегут за ними. На этот раз Инчу-Чуна отменил проводы. Тридцать краснокожих воинов простились с женами заранее, ибо звание воина не позволяло сделать это при всех. И только один из нас прощался во всеуслышание — конечно же, Сэм Хокенс, заметивший среди женщин Клиуну-Аи. Сидя верхом на муле, он приблизился к ней и спросил:
— Луна знает, что я видел в яме?
— Знаю, я слышала, что ты говорил.
— Я видел еще кое-что: например, тебя.
— Меня? Я тоже была в яме?
— Да. И я знаю твое будущее. Рассказать?
— Расскажи! — Бедная индеанка вся дрожала. — Что принесет мне будущее?
— Оно ничего не принесет. Наоборот, отнимет одну очень ценную вещь.
— Какую? — упавшим голосом спросила она.
— Твои волосы. Через несколько месяцев ты их потеряешь и станешь лысой, как луна, у которой тоже