— Просто я счастлива.

Конечно, она не любит его. Это глупость. Она бы пожалела потом об этом поспешном признании. Женщина не может любить мужчину лишь из-за того, что он очень хорош в постели. Женщина ее круга вообще не может любить такого человека, как О'Брайен.

О'Брайен ласкал ноги Элизабет, а она тянулась к нему всем телом, как бы предлагая ему прикоснуться к тому, что она дарила только ему одному. Слезы на ее глазах высохли, и волны тепла начали разливаться по всему телу. О'Брайен снова и снова целовал ее в губы, его дыхание пахло вином.

— Люби меня, люби меня, О'Брайен, — отчаянно прошептала Элизабет, глядя в его зеленые глаза, изнывая от желания.

Она все-таки произнесла эти слова.

О'Брайен улыбнулся и что-то тихо сказал, но она уже не слышала его. Наконец он вошел в нее. Элизабет застонала, отгоняя прочь все посторонние мысли, ритмично двигаясь в унисон с О'Брайеном, пока волны наслаждения не подхватили ее…

Элизабет не знала, сколько прошло времени. Несколько часов или всего несколько минут? Она свернулась калачиком рядом с О'Брайеном. Тот лежал на спине, тяжело дыша.

— Только я успею подумать, что в постели меня ничем не удивишь, как вы доказываете обратное, — сказал он шутя и поцеловал ее в висок.

Элизабет прижалась к нему еще теснее и натянула одеяло на них обоих. Уже в полусне она представила, как было бы хорошо проспать рядом с ним целую ночь. Необходимость вставать, одеваться и возвращаться среди ночи домой всегда угнетала ее. «По крайней мере сегодня не мне придется возвращаться домой в холоде и темноте». Пальцы О'Брайена ласкали ее руки, плечи, шею — нежный эпилог после акта любви. Они нащупали золотой медальон на цепочке у нее на шее.

— Что это, подарок? — спросил О'Брайен.

— Угу, — пробормотала Элизабет в полусне, даже не открывая глаз. — Подарок от Пола. Вам не нравится, что я ношу его?

О'Брайен повертел медальон в руках.

— Какое я имею право ревновать, а тем более к мертвым?

Она улыбнулась про себя: О'Брайен уклонился от ответа.

— «Дорогой Э. Т. Л. от любящего мужа, П. X. Л.», — прочел О'Брайен вслух. — Как мило.

Элизабет взяла медальон у него из рук. О'Брайен откинулся на подушку.

— Элизабет Лоуренс — это понятно. А что такое Т.?

— О'Брайен…

— Нет-нет, дайте я догадаюсь. Тереза? — О'Брайен приподнялся на локте и посмотрел на Элизабет.

Она рассмеялась и поглубже зарылась в подушку.

— Нет, не Тереза. Табита? Нет, слишком уж слащаво и женственно.

— Благодарю вас. — Элизабет повернулась к нему спиной.

— Придумал! Томазина!

— Нет, не Томазина. Т. — это вовсе не второе имя. У меня никогда не было второго имени. Это моя девичья фамилия — Таррингтон.

— Таррингтон? — переспросил О'Брайен изменившимся голосом. — Из Вексфорда?

— Вообще-то мы из Йоркшира, но в Вексфорде у нас есть загородное имение. — Элизабет повернулась и увидела, как О'Брайен пулей выскочил из кровати.

О'Брайен поднял с пола свои штаны и стал их лихорадочно натягивать.

— В чем дело, О'Брайен? — спросила Элизабет, садясь в постели.

— Вы никогда не рассказывали мне, что ваша фамилия Таррингтон, Лиз, — ответил О'Брайен сквозь зубы.

— Да о чем это вы говорите? — растерянно пролепетала она.

— Я говорю о проклятых Таррингтонах, которые грабят и убивают. А вы — одна из них!

Элизабет схватила подушку с кровати и бросила в него.

— Что вы несете? — Она пыталась не кричать. О'Брайен напялил один ботинок прямо на босу ногу, чтобы не возиться с чулком.

— Таррингтоны прогнали нас с нашей земли! Они прогнали всех моих родственников, отняли землю у всех моих друзей!

— О какой земле идет речь, О'Брайен? — всплеснула руками Элизабет.

О'Брайен схватил свою рубашку, пытаясь вывернуть ее и поскорее надеть.

— В Вексфорде, откуда я родом. — Он смотрел на Элизабет с ненавистью, а она по-прежнему не понимала, что привело его в ярость.

— Я думала, вы выросли во Франции.

— Так оно и было — после того, как ваш отец отнял нашу землю и спалил наш домик, чтобы построить себе особняк. — В его голосе неожиданно зазвучали простонародные ирландские интонации. — Родители отослали меня в монастырь: им не удалось прокормить нас всех. Мой братишка умер от голода,

Элизабет вспомнила особняк Таррингтонов в Вексфорде. Это был красивый дом с прекрасными гобеленами и длинными коридорами, устланными коврами, по которым так любили бегать дети. Кажется, отец построил этот дом, когда Элизабет была совсем малышкой, или даже еще до ее рождения.

— Вы хотите сказать, мой отец отобрал землю у вашей семьи, чтобы построить загородный особняк?

— Чарльз Элтон Таррингтон. Я до самой смерти не забуду это имя. Нам некуда было податься: никакой работы в округе не было. Мать старалась разослать нас по родственникам, чтобы мы не голодали. Сестер отдали в услужение, зарабатывать деньги, а отец не смог найти работу. Не иметь возможности прокормить семью, знаете, как это тяжело для мужчины? Таррингтонам не пришлось убивать моего отца собственноручно, за них это сделала выпивка.

Потрясенная, Элизабет стояла на коленях в кровати. Какая чудовищная история! Такое не выдумаешь. Но в чем он винит ее? Разве она несет ответственность за поступки своего отца?

— Как мог мой отец отобрать вашу землю? Возможно, он не слишком приятный человек, но он не вор.

— Земля давно не принадлежала нам, — ответил О'Брайен с сарказмом. — Но мы всегда жили на ней. Поколения семьи О'Шэй разводили на этих холмах скот и выращивали картофель. Землю отобрали за налоги в пользу казны, и мы, как и многие ирландцы, стали арендаторами на собственной земле. Богатые англичане Таррингтоны выкупили наши угодья у казны.

— О'Шэй? Кто такие О'Шэй? Вас же зовут О'Брайен!

О'Брайен побледнел и отвернулся. В руках у него болтался ботинок. Наступила долгая пауза. Элизабет судорожно сглотнула и спустилась с кровати, волоча за собой одеяло.

— Вы не О'Брайен, так ведь? — спросила она потрясенно.

Он не решался взглянуть ей в глаза.

— Сукин сын, — прошептала Элизабет. Внезапно на память ей пришло замешательство О'Брайена в первый день по приезде, когда он затруднился назвать свое имя. Тогда Элизабет даже хотела навести справки у своего адвоката в Филадельфии, но О'Брайен оказался таким хорошим управляющим, что она забыла о своих намерениях. — Вы лгали мне! — Сердце Элизабет разрывалось в груди.

Наконец О'Брайен поднял глаза.

— Моя ложь не принесла никому вреда. Я ни у кого ничего не отобрал — ни земли, ни достоинства.

Элизабет не стала спорить с ним о правоте или неправоте своего отца. Но его обман она не собиралась оставить без внимания.

— Что случилось с настоящим О'Брайеном, которого я наняла? Вы убили его?

Странное выражение — не то боль, не то обида — промелькнуло на лице О'Брайена и исчезло. На смену ему пришел холодный гнев.

— Я не убивал его, — ответил он со злобным вызовом. — Он был моим другом. Мы вместе плыли в Америку. Он умер от заражения крови, и я взял его имя. Я никому не причинил зла.