«Ама» означает «женщина моря» или «мужчина моря», и Кисси не обращала внимания на следы, оставленные на ней океаном, а кожа ее, несмотря на постоянное ныряние в соленой воде, светилась золотистым блеском, как у здорового, жизнерадостного человека. Но больше всею очаровали Бонда ее взгляд и улыбка, ее естественность, ну хотя бы когда она вытирала ему лицо и грудь. Вдруг показалось ему, что нет ничего лучше, чем выгребать с ней на рассвете к горизонту, а в сумерках возвращаться в маленький чистый домик.

Он отбросил эту ерунду. До полнолуния оставалось два дня, надо возвращаться к реальности, к выбранной им темной, грязной жизни.

Да провались все пропадом! Нет уж, эти два дня он украдет для себя; только Кисси, лодка, птица и море. Постарается, чтобы удача их не оставила, чтобы Кисси повезло с раковинами.

Кисси сказала:

— Хватит. Вы хорошо гребете. — Она показала направо, где рассыпалась в океане флотилия «ама». — Первые выбирают лучший участок. Сегодня на этой отмели мы будем работать одни. Здесь много водорослей, которых любят «аваби». Глубоко, правда, почти сорок футов, но я могу задерживать дыхание почти на минуту, хватает, чтобы поднять две-три «аваби», если найду, конечно. Это уж как повезет, роешься вслепую в водорослях, раковин ведь и не видно. Нащупаешь и поддеваешь вот этим, — она показала нож. — Потом придется передохнуть. А вы не сможете нырнуть? Согласны? Говорят, вы хороший пловец, я прихватила очки отца. Вот эти клапаны по бокам выравнивают давление между стеклами и глазами. Нырнете сначала ненадолго, наука нехитрая. Сколько вы будете на Куро?

— Дня два, три.

— Жаль. Где же нам с Дейвидом искать помощника?

— Может быть, ваш отец выздоровеет?

— Дай Бог. Надо бы отвезти его на горячие источники на Кюсю. Иначе придется выходить здесь замуж, а это довольно сложны. Выбор невелик, к тому же у меня есть немного денег, еще от киносъемок — а немного на Куро означает много — и вполне могут понадобиться не я, а деньги. Попробуй, угадай.

— А вернуться в кино не хотите?

Она зло взглянула на него:

— Никогда. Ненавижу. Они меня там за человека не считали. Раз я японка, значит, животное, и должна со всеми трахаться. Один Нивен оказался хорошим парнем. — Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания:

— Нет. Буду жить на Куро, и да помогут мне боги, — она улыбнулась, — как и сегодня.

Она встала, спокойно, несмотря на зыбь, обвязала вокруг талии конец длинной веревки, поправила поднятые на лоб очки:

— Веревку держите натянутой, почувствуете один рывок, немедленно выбирайте на себя. Работа тяжелая, но когда вернемся, сделаю вам массаж. У меня это хорошо получается. Ну, начали!

Бонд, взялся за весла. За его спиной затоптался Дейвид нетерпеливо шипя и вытягивая шею. Кисси привязала короткий конец к деревянной бадейке и спустила ее за борт. Прижимая к коленям белую рубашку, чтобы она не всплыла пузырем. Кисси скользнула в воду. В то же мгновение без всплеска нырнул и исчез Дейвид. Бечева, привязанная к банке, на которой сидел Бонд, начала стремительно раскручиваться. Он поднял бухту веревки, закрепленной на поясе Кисси, и привстал на ноющих ногах.

Кисси опустила очки на глаза и на секунду скрылась под водой. Подняв голову, улыбнулась:

— А там хорошо.

Она лежала на воде, посвистывая сквозь сжатые губы — наполняет легкие воздухом, понял Бонд. Затем, коротко взмахнув рукой, она опустила голову под воду, выгнула бедра, и на мгновение Бонд увидел под тонкой материей пропущенный между ягодиц черный шнур. И внезапно ушла отвесно вниз, стремительными движениями ног помогая грузам увлечь себя на дно.

Бонд, посматривая на часы, быстро стравливал веревку. Появился Дейвид с серебристой полуфунтовой рыбой в клюве. Чертова птичка. Некогда с ним возиться. Презрительно взглянув на Бонда, баклан швырнул рыбу в плавающую бадью, и исчез, как черная пуля.

Пятьдесят секунд! Бонд уже занервничал, когда почувствовал рывок и начал быстро выбирать веревку. В прозрачной воде далеко внизу появилось белое облачко. Бонд заметил, что руки девушки плотно прижаты к бокам, чтобы было легче всплывать. Она вынырнула рядом с лодкой, вытянула руки, показывая пару внушительных «аваби», и бросила их в бадью. Восстанавливая дыхание, она ухватилась за борт лодки, и Бонд залюбовался великолепной грудью, которую не скрывала тонкая материя. Коротко улыбнувшись ему, она наполнила легкие воздухом, вновь соблазнительный изгиб бедер, и она исчезла.

Прошел час. Бонд освоился и даже успел рассмотреть ближайшие к ним лодки. Их было много, и время от времени над безмолвным океаном слышался какой-то жутковатый, похожий на тихий крик морской птицы, свист девушек-ныряльщиц. Одна лодка покачивалась на мягкой зыби в сотне ярдов, и Бонд видел юношу с веревкой в руках, появляющееся изредка чудесное золотистое, блестящее, как мех нерпы, тело, и слышал их возбужденные голоса. Хоть бы не опозориться, когда придет его черед. Саке и сигареты! Ничего себе тренаж!

В бадье медленно росла кучка «аваби» и трепыхалось с дюжину рыбин. Вынимая из клюва Дейвида рыбешку, Бонд уронил ее, и птице пришлось вновь нырнуть. На этот раз на Бонда посмотрели уж совсем презрительно.

Вынырнула Кисси и устало забралась в лодку. Все, хватит, она сорвала очки и, тяжело дыша, устроилась на корме. Отдышалась и рассмеялась:

— Двадцать одна штука. Отлично. Берите грузы и нож и взгляните сами, как там внизу. Через тридцать секунд я вас вытащу. Дайте мне часы. И не потеряйте «тегане», нож, а то придется возвращаться.

Первое погружение было неудачным. Он шел вниз слишком медленно и едва успел взглянуть на ровное, усеянное черными камнями и покрытое дно «посидонией», встречающимися во всех морях водорослями, как почувствовал рывок вверх. Легкие его работали неважно, но все же он успел заметить густо заросший большой валун и в следующий раз подплыл прямо к нему и принялся шарить среди корней правой рукой. Он успел нащупать гладкую овальную раковину, но тут вновь почувствовал рывок веревки. На третий раз он вынырнул с «аваби», и Кисси улыбнулась, когда он бросил раковину в бадью. Он нырял еще с полчаса, но потом легкие его заныли и он почувствовал холод октябрьского моря и вынырнул последний раз одновременно с Дейвидом, пронесшимся мимо, как великолепная сверкающая черная рыба.

Когда Бонд бросил в бадью свою пятую раковину, баклан одобрительно дернул его за волосы.

Кисси была довольна. В лодке у нее было грубое коричневое кимоно, и она досуха вытерла им Бонда, пока он сидел, опустив голову и тяжело дыша. Потом она выловила бадью и вывалила ее содержимое на дно лодки. Она вытащила нож, разрешала пополам рыбешку и скормила ее Дейвиду, терпеливо ждавшему у борта. Тот проглотил рыбу в два приема и занялся своими перьями.

Чуть позже они позавтракали рисом с маленькими кусочками рыбы и сушеными водорослями, похожими на солоноватый шпинат. И, передохнув, работали до четырех, пока не налетел откуда-то легкий прохладный бриз, и сразу похолодало. Подошло время грести домой.

Кисси забралась в лодку и несколько паз дернула за бечеву, к которой был привязан Дейвид. Тот вынырнул недалеко от лодки, привычно поднялся в воздух, сделал над ними несколько кругов, спикировал и на своих перепончатых лапах, как на водных лыжах, скользнул к лодке, перевалился через борт, и, проковыляв на нос, устроился там с царственным видом, ожидая когда личный гребец доставит его домой.

Кисси вытиралась, чрезвычайно благопристойно переодевшись предварительно в коричневое кимоно. Она объявила, что они собрали шестьдесят пять «аваби», это просто замечательно. Бонд добыл десять штук, и для начала это тоже здорово. Нелепо обрадовавшись, Бонд наметил курс на остров, казавшийся сейчас песчинкой на горизонте, и мерными движениями шотландского рыбака начал грести.

Ладони горели, спина болела, как будто его избили дубинкой, плечи обгорели под солнцем — утешало лишь, что это хороший тренаж перед заплывом и взятием крепостной стены и прочими грядущими удовольствиями, и время от времени он награждал себя, улыбаясь Кисси прямо в лицо. Она не отводила взгляда, и низкое солнце золотило ее карие глаза. А песчинка превращалась в облачко, облачко в остров, и, наконец они были дома.