моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так, благость и милость…

Укрывающая тело Марджори Глик простыня задрожала. Из-под нее выпала рука. Пальцы, выворачиваясь, извиваясь, пьяно зашарили в воздухе.

— Боже мой, неужто я это вижу? — прошептал Джимми. Он побледнел так, что веснушки выступили как брызги на оконном стекле.

— …да сопровождают меня во все дни жизни моей, — закончил Бен. — Джимми, посмотри-ка на крест.

Крест светился, сияние призрачным потоком разливалось по руке.

В тишине сдавленный, скрежещущий как черепки разбитого глиняного горшка голос медленно проговорил: «Дэнни?»

Бен почувствовал, что язык прилип к небу. Силуэт под простыней сел. Комната погружалась во мрак, в ней двигались и скользили тени.

— Дэнни, голубчик, где ты?

Свалившаяся с лица покойницы простыня скомкалась в коленях.

Лицо Марджори Глик во мраке казалось мертвенно-бледным, круглым, как луна, пятном, пробитым только черными дырами глазниц. Она увидела Джимми с Беном, и ее губы раздвинулись, пропуская страшное рычание обманутого существа. Убывающее сияние дня блеснуло на зубах Марджори.

Она перебросила ноги через край стола. Один тапок свалился и лежал, позабытый.

— Сиди, где сидишь! — велел Джимми. — Не пробуй двигаться!

Ответом было ворчание, похожее на собачье — мрачный серебристый звук. Миссис Глик соскользнула со стола, пошатнулась и направилась к ним. Бен поймал себя на том, что загляделся в эти глаза-дыры, и резко отвел взгляд. Там, внутри, были черные, пронизанные красным, галактики. Можно было увидеть самого себя, тонущего и наслаждающегося этим.

— Не смотри ей в лицо, — предостерег он Джимми.

Они, не раздумывая, отступали перед Марджори, позволяя ей гнать их к ведущему на лестницу узкому коридорчику.

— Крест, Бен! Попробуй!

Бен чуть не забыл, что у него есть крест. Теперь он воздел его, и тот буквально полыхнул сверкающим светом. Пришлось прищуриться. Миссис Глик испуганно зашипела и вскинула руки, загораживая лицо. Черты Марджори словно бы наползали друг на друга, они извивались и крутились, как клубок змей. Она сделала шаг назад.

— Проняло! — завопил Джимми.

Бен надвигался на нее, вытянув крест перед собой. Марджори скрючила пальцы одной руки когтями и взмахнула ею. Бен просунул крест под эту руку и сделал им резкий выпад. Из горла миссис Глик вырвалось пронзительное улюлюканье.

Дальнейшее окрасилось для Бена в мрачные тона кошмара. Несмотря на грядущие еще более ужасные минуты, Бену впоследствии и днем и ночью всегда грезилась миссис Глик спиной к секционному столу, вязаный тапочек и возле него — комок закрывавшей покойницу простыни.

Марджори неохотно отступала. Взгляд метался от ненавистного распятия к местечку на шее Бена справа от подбородка. У нее вырывались нечеловеческие гортанные звуки, бормотание и шипение, а в отступлении было столько нежелания, что она начала казаться гигантским громоздким насекомым. Бен подумал: «Не держи я перед собой крест, она вспорола бы мне ногтями горло и стала бы глотать кровь, брызнувшую струей из яремной вены, словно только что выбравшийся из пустыни, умирающий от жажды человек. Она бы купалась в этой крови.»

Оторвавшийся от него Джимми обходил миссис Глик слева. Она этого не видела, сосредоточив взгляд темных, заполненных ненавистью (страхом) глаз только на Бене.

Джимми обогнул секционный стол и, когда Марджори, пятясь, взялась обходить его, с судорожным воплем вцепился обеими руками ей в шею.

Миссис Глик издала тонкий свистящий крик и вывернулась из захвата. Бен увидел: ногти Джимми сорвали с ее плеча лоскут кожи, но из ранки ничего не выступило — царапина напоминала безгубый рот. А потом случилось невероятное: Марджори швырнула Джимми через комнату. Сбив с подставки портативный телевизор Мори Грина, Джимми врезался в угол.

Она в мгновение ока перебежала через комнату, горбясь, цепляясь руками за пол, как паук, и набросилась на него.

Сквозь путаницу теней Бен мельком увидел, как Марджори рухнула на Джимми, раздирая воротник его рубашки, а затем — ее вытянутый, как у хищного зверя, профиль. Челюсти разверзлись, и она вгрызлась в молодого врача. Джимми Коди пронзительно закричал высоким отчаянным криком человека, которому нет спасения.

Споткнувшись о разбитый телевизор на полу и чуть не упав, Бен кинулся на нее. К нему доносился частый, соломенный шелест дыхания, а сквозь него

— отвратительное чавканье и причмокивание.

Он ухватил ее за воротник халата и дернул кверху, на минуту забыв про крест. Голова Марджори повернулась к нему с пугающей быстротой. Широко раскрытые глаза горели, губы и подбородок блестели от крови, казавшейся черной в почти полной темноте. Его лица коснулось неописуемо зловонное дыхание — дыхание склепа. Бен увидел язык миссис Глик, неестественно медленно облизавший зубы.

Она дернула молодого человека на себя, принимая в объятия, и в ту же минуту Бен воздел крест. Закругленный конец шпателя, из которого была сделана перекладина, угодил ей под подбородок, а потом без какого-либо телесного сопротивления пошел дальше, вверх. От вспышки, полыхнувшей не перед глазами, а словно бы внутри головы, Бен ослеп — но это не был свет. Жарко запахло горелым мясом. На этот раз она закричала в полную силу, крик был полон страдания. Бен скорее почувствовал, чем увидел, как Марджори отпрянула, споткнулась о телевизор, свалилась на пол, выставив белую руку, чтобы прервать падение, и с волчьей проворностью снова очутилась на ногах. Сузившиеся от боли глаза были по-прежнему полны маниакального голода. Плоть нижней челюсти почернела и дымилась. Марджори рычала.

— Давай, сука, — пропыхтел Бен. — Давай, давай.

Он снова выставил перед собой крест и загнал пятившуюся от него миссис Глик в дальний левый угол комнаты. Когда она оказалась там, Бен собрался вжать распятие ей в лоб. Но стоило спине Марджори прижаться к сходящимся стенам, как раздался визгливый пронзительный смешок, заставивший Бена поморщиться. Смешок напоминал царапанье вилкой по фарфоровой тарелке.

— Кое-кто и сейчас смеется! И сейчас вас становится все меньше!

Тут ее тело на глазах у Бена вытянулось и стало прозрачным. Ему на секунду показалось, что она еще тут, смеется над ним, но в следующий момент белый свет уличного фонаря осветил голую стену — и осталось лишь мимолетное ощущение в нервных окончаниях, которые, похоже, докладывали, что противник подобно дыму просочился сквозь поры в стене.

Марджори Глик исчезла.

А Джимми кричал.