— Серую, с «фатазией» по мотивам произведений Стивена Кинга.
— А, эту… Я ж тебе говорил: от прошлых хозяев осталась. Они, правда, утверждают, что тетрадка случайно к ним попала, типа, незнамо откуда.
— Что за бред?! Как это, незнамо откуда? Автор у истории хотя бы есть? Или её архангел Гавриил из Небесной Скрижали под шумок ксеранул и твоим предшественникам на флэт закинул?
— Костян, ты чего так распетушился? Ну, черканул какой-то филолог рассказик для пацанов… Не ожидал, брат, что тебя так сильно зацепит!
— Кирюх, ты, чё, из меня сегодня болвана решил вылепить? Рассказ на русском языке написан! А мы с тобой где сейчас находимся? Сколько, по-твоему, филологов, пишущих «уголовочку» по-русски, могут жить в Бельгии?
— Ой, да сколько угодно! В этой квартире раньше вообще эмигрантская блат-хата была. Тут куча народа перетопталась.
— Понятно. Концы в воду — так это называется?.. Ладно, смотри Аргентину с Мексикой. Гимн уже поют, потом созвонимся.
Последующие девяносто минут, плюс перерывы, плюс добавочное время, Костя провёл в таком напряжении, что вспоминать о чьей-то странной «фантазии» на криминальные темы ему было совершенно недосуг.
Звёздное будущее любимой команды могло в каждую секунду перечеркнуться самым нелепым образом. И из-за кого? Из-за мексиканских импровизаторов, неожиданно почуявших дикий футбольный азарт.
Решил исход этого безумного поединка Макси Родригес, который на 98-ой минуте классически принял мяч на грудь и, не давая ему опуститься, пробил в дальний верхний угол.
Мексиканские парвеню были высланы домой, а Аргентине предстояло через шесть дней сразиться с хозяевами чемпионата.
Окрылённый этой нелёгкой, но вполне заслуженной победой, Костя тут же хотел позвонить Эвелин, однако телефон бесстрастно сообщил ему, что абонент находится вне зоны досягаемости.
Ни чуть не удивившись, он мигом оттарабанил вежливую смс-ку для установления хотя бы письменного контакта: «Сударыня, помнящие вас жители Гента шлют вам массу виртуальных приветов! И ждут не дождутся подробного рассказа о том, как проходит штурм непальских эзотерических высот…».
Через минуту позвонил Эдик:
— Fama semper vivat! Вечная слава победителям! Как самочувствие, заложник купидонов? В Ремушан едешь? — грянул он одним залпом.
— Еду, куда же мне без Ремушана, — смеясь, ответил Костя. — Сам-то где сейчас? Пьёшь?
— Не без этого, не без этого… — менторским голосом отчеканил Эдик. — В Намюре я, у друзей.
— Ну, ладно, появишься в Генте, звони! Куда-нибудь выберемся.
Не успел Костя дать отбой, как телефон в его руке снова зазвонил. На сей раз это был Кирилл:
— Не, Костян, у меня слов нет! Боковой судья вааще просто обдолбанный васюкинский шахматист! Какого хрена он гол не засчитал?
— Да, пенёк слепошарый, чё тут говорить!.. Ты, кстати, в себя-то пришёл?
— После такого матча — как и не пил вовсе!.. У тебя на завтра есть какие-то планы?
— Что, требуешь продолжение банкета?
— Да нет, хочу в квартире немного разгрести, лампы повесить, мебель собрать. От лишней пары рук не откажусь, если у тебя стрелок никаких нет. Пиво, само собой, моё!
— Приду, конечно, какие проблемы.
Ответа на свою смс-ку, отправленную в Непал, Костя так и не получил. Следующий день они с Кириллом провели в честных трудах, освящённых добрым аббатским пивом и заказной итальянской кухней.
Вечером поглядели, как Англия вынесла Эквадор. А затем удивлённо таращились на беспрецедентный по своей нелепости матч Португалия-Голландия, в котором судья из России, Валентин Иванов, видимо, решивший стать главным героем состязания и войти в историю футбола как самый принципиальный арбитр, сподобился показать за девяносто минут игры 16 жёлтых карточек и 4 красных.
В итоге, «рекорд всех времён и народов» Иванову засчитали, португальцы одолели «оранжевых» со счётом 1:0, а голландцы смертельно обиделись на русского «борца за чистоту футбола» и всерьёз вознамерились уничтожить его судейскую карьеру.
Новая рабочая неделя позитивных ожиданий, наметившихся, было, в Костином сознании, увы, не оправдала.
Каждый день он беспрерывно мусолил номер Эвелин, в надежде застать её у телефона, строчил смс- ки, однако на все его призывы ответом была одна лишь только глухая, можно сказать, провиденциальная тишина.
«Ну, вот и всё, — повторял он каждый раз с каким-то мазохическим упоением. — Поиграли и забыли…». Но на следующий день всё-таки обречённо пытался звонить снова, отправлял сообщения и ждал хоть какого-нибудь отклика, тем самым ещё больше вгоняя себя в липкую, миазмическую хандру.
Недавно прочитанная рукопись теперь не возбуждала в нём никакого живого интереса. «Моя сказка о великом будущем закончилась двенадцать лет назад. И раз уж за такой длительный срок ничего не произошло, надеяться на чудо в моём нынешнем положении было бы просто глупо».
Выход Украины в ? финала засчёт выигрыша по пенальти у швейцарцев и триумфальная победа Франции над Испанией разбавили, подобно свежей струе, то едкое болото, в котором обнаружил себя Костя после ряда неудачных попыток установить электронный контакт с похитительницей своего сердечного покоя. Однако матчи эти состоялись в понедельник и вторник, а следующая за ними игра должна была произойти только лишь в пятницу.
— Ты, Константин, что-то последние дни сам на себя не похож! — упрекнул его как-то в офисе бдительный Рене. — Молчишь, в кафе с нами не ходишь, не улыбаешься. Ты часом не заболел?
— Теперь уже и не знаю, мой друг… — задумчиво ответил Костя.
— То есть, как это не знаешь? Ведь что-то же тебя беспокоит?
— Да, беспокоит: душевный сатириаз.
— Сатириаз?.. Никогда о такой болячке не слышал. А как она проявляется?
— Вообще-то «сатириазом» медики называют усиленное половое влечение у мужчин. В народе эту болезнь ещё «стояком» кличут. Но у меня сатириаз не физиологический, а душевный. Понимаешь?
Рене задумался.
— Ты, что же, всех баб как потенциальных Джульетт воспринимаешь?
От подобной гипотезы Костя невольно хихикнул.
— Если бы так, Рене! Если бы так… Ладно, не бери в голову! От всех душевных недугов лекарство существует только одно — время. И оно у меня есть. Так что, живы будем — не помрём.
— Дай-то Бог… — деликатно сказал Рене.
В пятницу Костя снова взял отгул, против обыкновения поднялся чуть свет, торопливо умылся и привёл себя в порядок. Затем он кинул в маленькую дорожную сумку пакет копчёной нарезки, хлеб, три бутылки Rochefort вместе с фирменным стаканом, пачку орехов, четыре гигантских яблока, многофункциональный швейцарский нож и вышел во двор, где стояла его бэха.
Через какие-то сорок минут он уже бодро шагал от платной парковки в Остенде к призывно желтеющим впереди холмикам песчаных береговых дюн.
Лазурное небо с ещё не успевшим далеко оторваться от горизонта нежным июньским солнцем и тихий, безмятежный простор Атлантического океана как нельзя лучше способствовали настрою на плодотворный отдых, столь необходимый измученной душе и столь ценный в преддверии, возможно, главной игры нынешнего футбольного чемпионата.
«А ведь я ещё ни разу в жизни не сидел на пляже один! — пришло вдруг Косте на ум. — Любопытный факт…». Он принялся, было, методично тестировать свои внутренние ощущения на предмет того, что «день грядущий нам готовит», однако долго оставаться в режиме холодного наблюдателя не смог.
