сумрак своих мучительных стараний.
Настала минута, когда он почувствовал, что готов сам выброситься из окна. Вскарабкаться на подоконник и сделать шаг в пустоту было так просто. Всего один шаг, несколько секунд падения, и они воссоединяться с Оксаной навеки.
Почему он так и не встал тогда с кровати, Костя вряд ли бы смог доходчиво объяснить. Не случись
Впоследствии он много раз вспоминал о той загадочной и непостижимой секунде, которая разделила всю его жизнь на две неравные части. Первая из них была прожита неким «добрым домашним животным», умевшим повторять чужие слова, но своего собственного сознания и внутренней цельности не имевшего. А вторая обозначилась появлением существа
Костя сформулировал произошедшую с ним метаморфозу многими годами позже. А в ту ночь ему было не до отвлеченных размышлений.
Он испытал нечто абсолютно невообразимое для обычного человека. Это было подобно мгновенной смерти и новому рождению в один и тот же момент. Как будто разом зажглись десять тысяч солнц, но свет их ударил не по глазам, а внутрь, в самый центр Костиного существа.
Внезапно вся комната, весь мир вокруг стали живыми. Костя и окружающее пространство сделались единым целым. Отовсюду лилась странная,
Костя совершенно забыл, о чём думал всего несколько мгновений назад. Его вообще как будто бы ни стало. Он видел своё тело, видел предметы, находившиеся в комнате, но всё это представлялось ему чем-то ненастоящим. Истинным и реальным было только
А потом заработал интеллект. Присутствие целой вселенной, внезапно оказавшейся у него в груди, сделало разум бесполезным подобием никчёмной обезьянки, столько лет кичившейся своей сообразительностью, а теперь неспособной объять и миллионной части того, что единомоментно открылось его внутреннему взору.
«Процессор» в голове стремительно набирал обороты, и уже через десять минут скорость и глубина Костиного мышления возросли настолько, что он всерьёз начал опасаться.
Каждую секунду одно озарение сменялось другим. На любой вопрос мгновенно приходил ответ. Казалось, в мире не существует ни одной тайны, в суть которой Костя не смог бы теперь проникнуть, ни одной загадки, которую он не смог бы разгадать.
Периодически мелькала шальная мысль, что по природе своей люди не способны так быстро думать, что с ним происходит нечто, совершенно невообразимое, нечто, из ряда вон выходящее.
Последующие четверо суток Костя не сомкнул глаз. Всё его внимание было сконцентрировано на «приёме» его личной «Торы», хотя о содержании и истории этого древнего документа он не имел тогда ни малейшего представления.
Новая,
Все области Сущего представлялись ему теперь неразрывно связанными между собой. Вселенная превратилась в живой и разумный организм. Сознание этого организма было трансцендентно нашему миру, то есть, здесь ему невозможно было подобрать ни подходящего описания, ни объяснения. И тем не менее, именно это сознание вдыхало жизнь и движение в пустые и бесчувственные формы, им же самим сконструированные и разбросанные по земле и космосу.
Понятие «я» в данной картине мира выглядело совершеннейшей иллюзией. «Я» определённо не могло быть телом; и, как теперь Костя убедился, умом оно тоже быть не могло.
Личность каждого человека вдруг стала казаться ему мыльным пузырём; и, в то же время, в самой сердцевине человеческого существа он видел теперь нечто настоящее, нечто живое и нетленное. Оно обитало в нас, находясь при этом вне времени и вне пространства, для него не существовало рамок и ограничений.
Это и был тот самый разумный вселенский организм, имевший физический дом в теле каждого животного, каждого человека и каждого растения. В неживой природе, в солнечном свете и даже в пустоте он тоже был. Не существовало такой точки во всём мироздании, где бы он не
Четыре дня подобных размышлений вымотали Костю до предела.
После похорон он отверг предложение родителей переселиться к ним и вернулся в «Кресты». Закрыть дверь в своей комнате Костя то ли забыл, то ли не захотел, что в итоге спасло его от голодной смерти.
Оксанины подружки заботились о нем, как могли: готовили ему еду и не уходили до тех пор, пока абсолютно потерявший связь с внешним миром бедолага не отправлял в желудок достаточное её количество. Друзья заходили выразить свои соболезнования, но общаться с ними Костя не мог. Дни и ночи напролёт он только и делал, что лежал или сидел, приняв неподвижную позу: сначала в бредовом забытьи, а потом, после своего
Сколько ещё могло продлиться блуждание между небом и землёй, и чем закончилась бы многодневная бессонница, никому неизвестно, но на восьмые сутки после Оксаниной смерти ни на секунду не утихавший поток дхармических прорывов внезапно остановился.
Как и во все предыдущие дни, он безмятежно лежал в тот вечер на кровати и не обращал внимания на стуки в дверь, на входивших и выходивших людей, равно как и на их разговоры. Но когда над его головой внезапно нависло лицо Веры Алексеевны, пытавшейся что-то ему втолковать, Костя вынужден был прийти в себя.
Глава пятнадцатая
Бельгия, Гент, июнь-июль 2006
— Любопытно, — сказал Костя вслух и закрыл тетрадь. — «Некий человек передаст тебе что-то написанное на бумаге…». Так-так-так… О, shit! — тут же спохватился он и побежал к телевизору.
Первый тайм матча Германия-Швеция был уже сыгран. Оставалось ещё пять минут перерыва, и бельгийский комментатор то и дело напоминал зрителям, что пока немцы вели в счёте 2:0.
Во второй половине никаких интересных событий так и не произошло; голов, по крайней мере, ни одна из сторон забить не сумела.
— Эй, медведь пьяный! — гаркнул Костя в телефон, выудив из его памяти номер Кирилла. — Хватит на массу давить, зарю новой эпохи проспишь!
— Какого дьявола! — буркнул в ответ недовольный голос, принадлежавший явно нетрезвому человеку. — С ума, что ли, все посходили?
— А-а, так я уже не первый? Вставай, вставай, тюлень мохнатый!
— Щас! Держи карман лодочкой, васюкинский шахматист!.. Я уж лучше телефон вырублю.
— Я те вырублю, поганец! — засмеялся Костя. — Давай, рассказывай — и чтоб без вранья! — откуда тетрадь взял?
— Какую ещё тетрадь? — с явной неохотой ответил Кирилл.
