весь этот шум. Все выглядели торжественными, почти напуганными.
— И вы позвали меня сюда, чтобы я посмотрел на это?
Лэнг взглянула на него, и что-то в ее лице заставило его занервничать.
— Посмотри на него, Мэтт. Посмотри как следует. — Крофорд так и сделал, чувствуя себя глупо и задавая себе вопрос, в чем же шутка. Он сверху на большем шаре он заметил белое пятно. На нем были прожилки, как на стеклянном шарике с завихрениями непрозрачного узора. Выглядела эта картина очень привычной, как он осознал, и волосы у него на затылке встали дыбом.
— Он вращается, — тихо сказала Лэнг. — Вот почему Сон это заметила. Она на-днях приходила сюда, и он был в другом положении, чем сейчас.
— Я попробую угадать, — сказал он гораздо спокойнее, чем в действительности ощущал себя. — Маленький вращается вокруг большого, так?
— Так. И маленький постоянно обращен к большому одной стороной. Большой делает один оборот за двадцать четыре часа. А наклон его оси — двадцать три градуса к вертикали.
— Это… как это называется? Планетарий. Это планетарий. — Крофорду пришлось встать и потрясти головой, чтобы в ней прояснилось.
— Забавно, — тихо сказала Лэнг. — Я всегда думала, что это будет более зрелищным или, по меньшей мере, очевидным. Какое-то изделие пришельцев среди костей пещерного человека, или космический корабль, появившийся в Солнечной системе. Наверное, я мыслила категориями осколков керамики и атомных бомб.
— Ну, те варианты мне представляются скучными в сравнении с этим, — сказала Сон. — Вы… вы понимаете… о чем мы говорим? Эволюция, или… техника? Сами ли растения сделали это, или их заставил сделать это тот, кто создал их — кто бы это ни был? Понимаете ли вы, о чем я говорю? У меня уже долгое время странное чувство по поводу этих колес. Я просто не верю, что они возникли естественным путем.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что эти растения были спроектированы такими, какие они есть. Они чересчур хорошо приспособлены, чересчур хитроумно устроены, чтобы попросту возникнуть в ответ на условия среды. — Глаза ее, казалось, блуждали; она поднялась и пристально посмотрела на долину, лежащую под ними. Та была настолько голой, насколько можно себе представить: выходы красных, желтых и коричневых скальных пород и нагромождение валунов. А на переднем плане — бешено вращавшиеся вертушки.
— Но почему эта штука? — спросил Крофорд, указывая на невероятное изделие-растение. — Почему модель Земли и Луны? И почему прямо здесь, на кладбище?
— Потому что нас ждали, — сказал Сон, все еще глядя в сторону. — Должно быть, они наблюдали за Землей в течение своего последнего летнего сезона. Я не знаю; может быть, они даже посещали ее. Если это так, то они обнаружили бы мужчин и женщин, похожих на нас — охотников, живших в пещерах. Те добывали огонь, пользовались палками, делали кремневые наконечники для стрел. О них ты знаешь больше, чем я, Мэтт.
— А кто они сами? — спросил Рэлстон. Ты думаешь, что мы повстречаем каких-нибудь марсиан? Людей? Я не вижу, как это может произойти. Я в это не верю.
— Боюсь, что я тоже настроена скептически, — сказала Лэнг. — Определенно, все это можно объяснить каким-то другим способом.
— Нет! Другого способа нет. О, возможно, это не люди, похожие на нас. Может быть, мы видим их прямо сейчас, бешено вращающимися. — Все обеспокоенно посмотрели на вертушки. — Но я не думаю, что они уже здесь. По-моему, в течение ближайших лет мы будем наблюдать постепенное усложнение этих растений и животных: по мере того как они будут образовывать здесь биом и готовиться к появлению своих создателей. Подумайте об этом. Когда настанет здешнее лето, условия будут совсем другими. Атмосфера станет почти такой же плотной, как наша, примерно с таким же парциальным давлением кислорода. К тому времени — через тысячи лет — эти ранние формы исчезнут. Эти штуки приспособлены к низкому давлению, отсутствию кислорода, недостатку воды. А новые — к условиям, очень похожим на земные. И именно тогда, когда сцена будет подготовлена, мы увидим творцов. — Она говорила это с почти религиозным чувством.
Лэнг поднялась и потрясла Сон за плечо. Сон медленно вернулась к остальным и уселась, все еще поглощенная своим видением. Крофорду и самому привиделся отблеск чего-то подобного, и он был напуган. И, кроме того, был след чего-то еще: возможно важного, но продолжавшего ускользать от него.
— Разве вы не понимаете? — продолжала Сон спокойнее. — Здесь все слишком безупречно, слишком много совпадений. Эта штука, она… как могильный камень, как памятник. Она растет прямо здесь на кладбище, из тел наших товарищей. Можете вы поверить, что это всего лишь совпадение?
Было очевидно, что поверить не мог никто. Но в то же самое время Крофорд не видел причины, почему все должно было произойти именно так.
Не хотелось откладывать решение загадки на потом, но поделать с этим ничего было нельзя. Они не могли заставить себя выкопать это растение, даже когда на кладбище выросло еще пять таких же. Между собой они пришли к новому соглашению о том, чтобы оставить в покое марсианских животных и растения. Большинству из них, как сомневающимся атеистам, не верилось в теории Сон, но, когда они проходили по саду, возникало неприятное чувство, что ты куда-то вторгся. Подсознательно им казалось, что, возможно, следует оставить все это в покое — на случай, что оно окажется частной собственностью.
И в течение шести месяцев среди вертушек не появилось ничего существенно нового. Сон это не удивило. Она сказала, что это подтверждает ее теорию о том, что эти растения — лишь сторожа, которые пролагают путь будущим видам — более прихотливым, дышащим воздухом. Они должны нагреть почву и повести воду к поверхности, а затем исчезнуть, выполнив сое предназначение.
Трое ученых забросили свои исследования, поскольку удовлетворение насущных нужд сделалось более важным. Материал купола терял прочность в местах, где стояли заплаты, так что нужно было всерьез заняться сооружением нового. Каждый день они заделывали небольшие дырки, каждая из которых могла вызвать серьезную неприятность.
«Подкейн» уложили набок и с грустью отправили в отставку. Для Мэри Лэнг это был тяжелый день, худший со времени катастрофы. Она считала это делом необходимым, но недостойным по отношению к гордой летающей машине. Она горевала из-за этого неделю, сделавшись вспыльчивой и почти невозможной в общении. Затем она попросила Крофорда уединиться с ней в укрытии. Это был первый раз, когда она обращалась к кому-либо из четверки с такой просьбой. Они с час лежали в объятьях друг друга и Лэнг тихо всхлипывала у него на груди. Крофорд был горд, что она выбрала его в качестве партнера, когда больше не могла демонстрировать другим облик сурового, могучего руководителя. В чем-то это было проявлением силы: продемонстрировать свою слабость тому единственному из четверки, кто мог, возможно, стать ее соперником в борьбе за лидерство. Крофорд не предал ее доверия. А потом она утешала его самого.
После этого дня Лэнг была беспощадна при потрошении старичка «Подкейн». Она наблюдала за тем как выдирали двигатели, чтобы освободить пространство для жилья, и лишь Крофорд видел, чего ей это стоило. Они опустошили баки с горючим, перелив его во все емкости, которые удалось разыскать. В будущем оно должно было пригодиться для отопления и перезарядки аккумуляторов. Они сумели превратить в емкости для горючего пластмассовые упаковочные ящики, выстлав их внутри кусками той двусложной пленки, в которой вертушки нагревали воду. Этот вандализм их беспокоил, но другого выбора не было. Когда они отрезали его метровые кусками, то неспокойно поглядывали на кладбище.
В результате у них получился длинный цилиндрический дом, разделенный на две маленькие спальни, гостиную и лабораторию-склад-мастерскую в бывшем топливном баке. Крофорд и Лэнг провели первую ночь в «мансарде» — бывшем кокпите, единственном помещении с окнами.
Лежа там без сна в теплом воздухе, на жестком матраце рядом с Мэри Лэнг, чьи черные ноги лежали на его теле как тень; глядя в иллюминатор на резкие немигающие звезды — по поводу кислорода, пищи и воды на будущее еще не было предпринято ничего, и не было уверенности, что ему удастся выжить эту ночь на планете, задавшейся целью убить его — Крофорд понял, что никогда в жизни не был счастливее.
В день, когда исполнилось ровно через восемь месяцев после катастрофы, были сделаны два открытия. Одно — в саду вертушек, и относилось к новому растению, на котором появилось то, что могло оказаться плодами. Это были гроздья белых шариков размером с виноградину, очень твердых и довольно тяжелых. Другое было сделано Люси Мак-Киллиан и заключалось в отсутствии события, которое до того наступало с