Он нежно провел пальцем по детской щеке. Его загрубевшая, опаленная солнцем кисть казалась огромной рядом с прозрачным личиком дочери. Он до сих пор не переставал удивляться тому, что может испытывать столько любви, гордости и волнения по отношению к этой крохе.

Сзади прошелестел тихий шепот:

– Наверное, Шахира скучает по твоему кораблю.

Он выпрямился и с улыбкой обернулся к жене, стоявшей в дверях их смежной с детской спальни.

– Мери джан, ты почему не спишь? Сегодня моя очередь нести вахту.

Голубые глаза Ашианы засветились нежностью.

– Ей уже почти восемь месяцев. Она скоро научится засыпать без убаюкивающей качки «Леди Валнант», – смеясь, сказала Ашиана.

Он потушил лампу и на цыпочках пересек комнату.

– Д'Авенантам трудно приходится на суше. Особенно тому, кто родился в море.

Он обнял жену за талию, она положила голову ему на грудь. Некоторое время они стояли, в безмолвном удивлении любуясь ребенком.

– Знаешь, – прошептала Ашиана, – я иногда удивляюсь своему счастью. Боги провели тебя через полсвета, и мы нашли друг друга.

Он провел жену в спальню, бесшумно притворив дверь детской.

– Насчет богов я не уверен, – сказал он, целуя красновато-коричневую розу, вытатуированную на ее левом запястье, – А вот перед императором Аламгиром Вторым, который отдал мне тебя, я в неоплатном долгу.

Она, вздохнув, закрыла глаза.

– Я так счастлива, Саксон. Ничего большего для себя я не прошу у судьбы. Мне только хочется.

Она замолчала, но он знал, что тревожит ее. Он сам думая о том же. – Ты хочешь, чтобы Макс со своей избранницей познали такое же счастье.

Она кивнула.

– Я все думаю – ведь у них то же самое, что у нас с тобой. Они предназначены друг другу судьбой. Бога свели их, несмотря на все их различия, противоречия... Но, боюсь, Мари никогда не простит его.

– Моя вина перед тобой была гораздо более серьезной, однако ты простила меня.

Она улыбнулась.

– Мы простили друг друга – скажем так. Ее сапфировые глаза сияли любовью.

Он привлек ее к себе. Поцеловал. Потом подхватил ее на руки и отнес в кровать.

Она лежала, зарывшись в смятые простыни в ожидании его, но на ее лице было хорошо знакомое ему выражение напряженного раздумья.

– Если бы нам удалось найти то письмо... Он снял халат и бросил его в кресло.

– Мои люди осматривали дом, но никакого письма они не нашли.

– Женщины не хранят личные письма на виду. Мари должна была спрятать его где-то. Его может найти только женщина. – Перекатившись на спину, она задумчиво смотрела на шелковый балдахин над кроватью. – Думаю, мне удалось бы отыскать его.

Он забрался на кровать и, сев рядом с ней, взял ее за плечи.

– Ашиана, пока мы не узнаем, где Флеминг, я не подпущу к тому дому никого из нашей семьи, – сурово сказал он. – Не смей даже думать об этом. Ты не представляешь, насколько это опасно.

Она, взмахнув своими густыми ресницами, смотрела на него широко открытыми глазами.

– О чем ты говоришь? Когда это я не считалась с опасностью?

– В том-то и дело, что никогда, – удрученно ответил он.

– Ну, послушай, ведь я могу взять с собой охрану. И это не займет много времени. И потом, я хочу навестить Никобара.

– Никобар чувствует себя прекрасно. Я уже говорил тебе, рана не слишком серьезная, тамошний ветеринар уверен, что он быстро поправится.

– Но этот ветеринар привык иметь дело только с лошадьми да овцами. Что он знает о тиграх?

Он взял в ладонь ее подбородок.

– Ашиана, я сказал «нет». Я не позволю тебе поехать туда.

Она, сердито глядя на него, пробормотала нечто невразумительное.

Что-то насчет дубинок.

Он скользнул к ней под покрывало и вытянулся рядом.

– Мери джан, мне очень жаль, что приходится быть таким тираном. – Он притянул ее к себе и покрыл нежными поцелуями ее лицо, шею. – Там, где речь идет о безопасности моей семьи, я вынужден требовать беспрекословного повиновения.

– Повиновения? – возмутилась она, предпринимая отчаянные попытки вывернуться из его объятия. – Мне иногда кажется, что вы, упрямый англичанин, ничуть не изменились.